| |
ет щекотали и возбуждали? Кто захочет совсем отказаться от духа,
отдавшись телу?
VI. 1. Мне возразят, что дух, мол, тоже может получать свои
наслаждения. Конечно, может; он может сделаться судьею в наслаждениях
роскоши и сладострастия, он может сделать своим содержанием то, что обычно
составляет предмет чувственного удовольствия; он может задним числом
смаковать прошедшие наслаждения, возбуждаясь памятью уже угасших вожделений,
и предвкушать будущие, рисуя подробные картины, так что пока пресыщенное
тело неподвижно лежит в настоящем, дух мысленно уже спешит к будущему
пресыщению. Все это, однако, представляется мне большим несчастьем, ибо
выбрать зло вместо добра - безумие. Блаженным можно быть лишь в здравом
рассудке, но явно не здоров стремящийся к тому, что его губит. 2. Итак,
блажен тот, чьи суждения верны; блажен, кто доволен тем, что есть, и в ладу
со своей судьбой; блажен тот, кому разум диктует, как себя вести.
VII. 1. Те, кто утверждает, будто высшее благо именно в наслаждениях,
не могут не видеть, что оно у них оказывается не слишком возвышенным. Вот
почему они настаивают, что наслаждение неотъемлемо от добродетели, и что
честная жизнь не может не быть приятной, а приятная - также и честной. Я,
признаться, не вижу, каким образом можно объединить вещи столь различные.
Умоляю, объясните, почему нельзя отделить наслаждение от добродетели?
Видимо, раз добродетель есть источник всех благ, из того же корня берет
начало и все то, что вы любите и чего добиваетесь? Однако, если бы они и в
самом деле были нераздельны, нам не приходилось бы встречать вещей приятных,
но позорных, и, наоборот, вещей достойнейших, но трудных и достижимых лишь
путем скорбей.
2. Добавь к этому, что жажда наслаждений доводит до позорнейшей жизни;
добродетель же, напротив, дурной жизни не допускает; что есть люди
несчастные не из-за отсутствия наслаждений, а из-за их обилия, чего не могло
бы случиться, если бы добродетель была непременной частью наслаждения: ибо
добродетель часто обходится без удовольствия, но никогда не бывает лишена
его совершенно.
3. С какой стати вы связываете вещи столь несхожие и даже более того:
противоположные? Добродетель есть нечто высокое, величестисннос и
царственное; непобедимое, неутомимое; наслаждение же - нечто низменное,
рабское, слабое и скоропреходящее, чей дом в притоне разврата и любимое
место в кабаке. Добродетель ты встретишь в храме, на форуме, в курии, на
защите городских укреплений; пропыленную, раскрасневшуюся, с руками в
мозолях. Наслаждение чаще всего шатается где-нибудь возле бань и парилен,
ища укромных мест, где потемнее, куда не заглядывает городская стража;
изнеженное, расслабленное, насквозь пропитанное неразбавленным вином и
духами, зеленовато-бледное либо накрашенное и нарумяненное, как
приготовленный к погребению труп.
4. Высшее благо бессмертно, оно не бежит от нас и не несет с собой ни
пресыщения, ни раскаяния: ибо верно направленная душа не кидается из стороны
в сторону, не отступает от правил наилучшей жизни и потому не становится
сама себе ненавистна. Наслаждение же улетучивается в тот самый миг, как
достигает высшей точки; оно невместительно и потому быстро наполняется,
сменяясь тоскливым отвращением; после первого взрыва страсти оно умирает,
вялое и расслабленное. Да и как может быть надежным то, чья природа
движение? Откуда возьмется устойчивость (substantia) в том, что мгновенно
приходит и уходит, обреченное погибнуть, как только его схватят, ибо
увеличиваясь, оно иссякает, и с самого своего начала устремляется к концу?
VIII. 1-Я бы сказал, что наслаждение не чуждо ни добрым, ни злым, и что
подлецы получают не меньшее удовольствие от своих подлостей, чем честные
люди от выдающихся подвигов. Вот почему древние учили стремиться к жизни
лучшей, а не приятнейшей. Наслаждение должно быть не руководителем доброй
воли, указывающим ей верное направление, а ее спутником. В руководители же
нужно брать природу: ей подражает разум, с ней советуется.
2. Итак, блаженная жизнь есть то же самое, что жизнь согласно природе.
Что это такое, я сейчас объясню: если все наши природные способности и
телесные дарования мы станем бережно сохранять, но в то же время не слишком
трястись над ними, зная, что они даны нам на один день и их все равно не
удержишь навсегда; если мы не станем порабски служить им, отдавая себя в
чужую власть; если все удачи и удовольствия, выпадающие на долю нашего тела,
займут у нас подобающее место, какое в военном лагере занимают
легковооруженные и вспомогательные войска, то есть будут подчиняться, а не
командовать, - тогда все эти блага пойдут на пользу душе.
3. Блажен муж, неподвластный растлению извне, восхищающийся лишь собою,
полагающийся лишь на собственный дух и готовый ко всему; его уверенность
опирается на знание, а его знание- на постоянство; суждения его неизменны и
решения его не знают исправлений. Без слов понятно, что подобный муж будет
собранным и упорядоченным, и во всех. делах своих будет велик, но не без
ласковости.
4. Разум побуждается к исследованию раздражающими его чувствами. Пусть
так: у него ведь нет другого двигателя, и только чувства дают ему толчок,
заставляя двинуться к истине. Но беря свое начало в чувственности, он должен
в конце вернуться к самому себе. Точно так же устроен и мир: этот
всеобъемлющий бог и правитель вселенной устремлен вроде бы наружу, однако
отовсюду вновь возвращается в самого себя. Так должна поступать и наша душа:
следуя своим чувствам, она достигнет с их помощью внешнего мира, но при этом
должна остаться госпожой и над собой, и над ними.
5. Именно таким образом може
|
|
