тебя   коснулись?   Ощущение   рассмотрит.   Вышла
стремлению  препона?  Если  ты устремился безоговорочно, это уж
точно беда разумного существа. Но если считаешься с  общим,  то
нет  ни  вреда,  ни  помехи.  Ибо тому, что принадлежит разуму,
другой никогда не  помешает;  не  касаются  его  ни  огонь,  ни
железо, ни тиран, ни клевета, ничто вообще; коль станет круглым
сфером, им останется.
     42.  Хоть  не  достоин, а никак себя не печалить; я ведь и
другого никогда по своей воле не опечалил.
     43. У всякого своя радость. У меня вот -- когда здраво мое
ведущее и не отвращается ни от кого из людей и ни от чего,  что
случается с людьми, а напротив, взирает на все доброжелательным
взором, все приемлет и всем распоряжается по достоинству.
     44.  Ты подари себе вот это время. Кто гонится за славой в
потомстве-, не учитывает, что те будут другие  эти,  которые  в
тягость, и тоже смертные. И вообще, что за дело тебе, какие они
там издают звуки и как именно признают тебя?
     45.  Возьми  и брось меня, куда хочешь -- ведь и там будет
со мной  милостив  мой  гений,  иначе  говоря,  удовольствуется
состоянием или действием, сообразным собственному устроению. Ну
стоит  ли  оно  того, чтобы из-за этого была неблагополучна моя
душа, чтоб была  она  себя  самой  хуже  --  низкая,  желающая,
сжавшаяся, пугливая? да найдешь ли ты что-нибудь, что стоило бы
этого?
     46.  С  человеком никак не может произойти то, что не есть
человеческое дело, как и с  быком  случается  только  бычье,  с
виноградом  --  виноградное  и  с  камнем  то,  что свойственно
камням. А если со всяким случается то, к чему оно и привыкло, и
рождено, что тут негодовать? Общая  природа  не  принесла  тебе
ничего, что непереносимо.
     47.  Если  тебя печалит что-нибудь внешнее, то не оно тебе
досаждает, а твое о нем суждение. Но стереть  его  от  тебя  же
зависит.  Ну а если печалит что-нибудь в твоем душевном складе,
кто воспрепятствует тому, чтобы  ты  исправил  основоположение?
Если же ты все-таки опечален, не делая того, что представляется
тебе  здравым,  не  лучше  ли делать, чем печалиться? -- Но тут
препона из крепких. -- Тогда не печалься, не  в  тебе,  значит,
причина  неделания.  --  Так  ведь  жить  не стоит, если это не
делается. -- Тогда уходи из жизни благожелательно, как  умирает
и тот, у кого делается, -- да с кротостью перед препоной.
     48.  Помни, что необоримо становится ведущее, если, в себе
замкнувшись, довольствуется собой и не делает, чего  не  хочет,
даже  если неразумно противится. Что уж когда оно само рассудит
о  чем-нибудь  разумно,  осмотрительно!  Вот  почему   твердыня
свободное  от  страстей  разумение.  И  нет  у  человека  более
крепкого прибежища, где он становится неприступен. Кто этого не
усмотрел --  тот  невежда,  кто  усмотрел,  да  не  укрылся  --
несчастный.
     49.  Не  говори  себе  ничего  сверх  того,  что  сообщают
первоначальные представления. Сообщается, что  такой-то  бранит
тебя.  Это сообщается, а что тебе вред от этого, не сообщается.
Вижу, что болен ребенок. Вижу; а что он в опасности,  не  вижу.
Вот  так  и оставайся при первых представлениях, ничего от себя
не  договаривай,  и  ничего  тебе  не  деется.  А   еще   лучше
договаривай, как тебе все знакомо, что случается в мире.
     50.   Огурец  горький  --  брось,  колючки  на  дороге  --
уклонись, и все. Не приговаривай: и зачем  это  только  явилось
такое  на  свет?  Потому  что  посмеется  над тобой вникающий в
природу человек, как посмеются плотник и скорняк, если  осудишь
их  за  то,  что  у  них  в  мастерской видны стружки и обрезки
изделий. Так ведь у них же есть хоть, куда выбросить это,  а  у
всеобщей  природы  ничего нет вне ее, и в том-то удивительность
ремесла, что определив себе границы, она  преобразует  в  самое
себя все, что кажется изнутри гибнущим, устаревающим, ни на что
не  годным,  а затем прямо из этого делает другое, молодое, так
что не  надобно  ей  запаса  извне,  не  нужно  и  места,  куда
выбросить хлам. Она, значит, довольствуется своим местом, своим
материалом и собственным своим ремеслом.
     51.  И  в делах не теряться, и в речах не растекаться, и в
представлениях не блуждать, душе не сжиматься вдруг или  же  из
себя выскакивать; и в жизни досуга не потерять.
     Убивают,  терзают,  травят  проклятиями.  Ну и что это для
чистоты, рассудительности, здравости  и  справедливости  мысли?
Как  если  бы  кто  стоял у прозрачного, сладостного родника, и
начал его поносить. Уже  и  нельзя  будет  пить  источаемую  им
влагу?  Да  пусть  он  бросит  туда  грязь, а то и хуже -- вода
быстро  рассеет  все  это,  размоет  и  ни  за  что   этим   не
пропитается.  Как  бы  и  тебе  не  колодцем  быть, а таким вот
родником?! -- Если всякий час будешь соблюдать благородство  --
доброжелательное, цельное, скромное.
     52.  Кт