решением.  С  
другой
стороны, Плебс не подумал как-либо обойти постановление  Сената,  отдав  меньше,

чем следовало, но решил освободиться от него, открыто обнаружив недовольство.
     Пример этот, так же  как  и  многие  другие,  о  которых  говорилось  выше,

показывает, сколь добродетелен и благочестив был римский  народ  и  сколь  
много
хорошего  можно  было  от  него  ожидать.  И  действительно,  где  нет  
подобной
добродетели, невозможно ожидать чего-либо хорошего, как нечего ждать  от  стран,

которые в последнее время совершенно развратились, -  прежде  всего  от  Италии.

Даже Франции и Испании коснулась та же самая развращенность. Если в них не 
видно
таких же раздоров, каковые каждодневно возникают в Италии, то проистекает это 
не
столько от добродетели их народов, каковая у названных народов по большей  
части
отсутствует,  сколько  потому,  что  во  Франции  и  Испании  имеется    король,

поддерживающий их внутреннее единство не только благодаря собственной  доблести,

но  главным  образом  благодаря  политическому  строю  этих    королевств,    
не
подвергшемуся еще порче.
     Добродетель и благочестие народа очень хорошо видны в Германии, где они 
все
еще очень велики.  Именно добродетель  и  благочестие  народа  делают  
возможным
существование  в  Германии  многих  свободных  республик,  которые  так   
строго
соблюдают свои законы, что никто ни извне, ни изнутри не дерзает посягнуть на 
их
независимость.  В подтверждение истинности того, что  в  тех  краях  
сохранилась
добрая  часть  античной  добродетели,  я  хочу  привести  пример,  похожий    
на
приведенный выше пример с римским Сенатом и Плебсом.  В  германских  
республиках
существует обычай: когда надо получить и израсходовать из  общественных  
средств
определенное количество денег,  магистраты  и  советы,  обладающие  в  
сказанных
республиках полномочиями власти, облагают всех жителей  города  податью,  
равною
одному-двум процентам от состояния каждого.  И как только  принимается  
подобное
постановление, каждый, согласно  порядкам  своей  земли,  является  к  
сборщикам
подати; дав клятву уплатить должную сумму,  он  бросает  в  предназначенный  
для
этого ящик столько денег, сколько велит ему совесть: свидетелем уплаты 
выступает
только сам плательщик.  Из этого можно заключить, как много  добродетели  и  
как
много благочестия сохранилось еще у этих людей.  Мы вынуждены предположить,  
что
каждый из них честно уплачивает подобающую ему сумму,  ибо  если  бы  он  ее  
не
уплачивал, подать не достигала бы тех размеров, которые устанавливались для  
нее
давними обычаями налогообложения, а если бы она их не достигала,  обман  был  
бы
обнаружен и, будучи обнаруженным, заставил бы изменить способ сбора податей.
     Подобная добродетель в наши дни тем более удивительна, что встречается  
она
до крайности редко: по-видимому, сохранилась она теперь только в Германии.
     Порождается это двумя  причинами.  Во-первых,  германцы  не  имеют  
широких
сношений с соседними народами.  Ни соседи не наведываются к ним в гости, ни  
они
сами не наведываются к соседям, ибо довольствуются теми благами, теми 
продуктами
питания и теми шерстяными одеждами, которые изготовляются в их стране. Тем 
самым
устраняется причина для внешних  сношений  и  начало  всяческой  
развращенности