поистине, в этом альфа и омега моя! --
     О, как не стремиться мне страстно к Вечности и к  брачному
кольцу колец -- к кольцу возвращения?
     Никогда  еще  не  встречал  я женщины, от которой хотел бы
иметь я детей, кроме той женщины, что  люблю  я:  ибо  я  люблю
тебя, о Вечность!
     Ибо я люблю тебя, о Вечность!

     7

     Если некогда простирал я тихие небеса над собою и летал на
собственных крыльях в собственные небеса;
     Если я плавал, играя, в глубокой светлой дали, и прилетала
птица-мудрость свободы моей:
     -- ибо так говорит птица-мудрость: "Знай, нет ни верха, ни
низа!   Бросайся  повсюду,  вверх  и  вниз,  ты,  легкий!  Пой!
перестань говорить!
     -- разве все слова не  созданы  для  тех,  кто  запечатлен
тяжестью?  Не лгут ли все слова тому, кто легок! Пой! перестань
говорить!" --
     О, как не стремиться мне страстно к Вечности и к  брачному
кольцу колец -- к кольцу возвращения?
     Никогда  еще  не  встречал  я женщины, от которой хотел бы
иметь я детей, кроме той женщины, что  люблю  я:  ибо  я  люблю
тебя, о Вечность!
     Ибо я люблю тебя, о Вечность!
---------------------------------------------------------------------------

      * ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ, И ПОСЛЕДНЯЯ *

                     Ах, где в мире совершалось больше
                 безумия, как не среди сострадательных?
                 И что в мире причиняло больше страдания,
                 как не безумие сострадательных?
                     Горе всем любящим, у которых нет более
                 высокой вершины, чем сострадание их!
                     Так говорил однажды мне дьявол:
                 "Даже  у Бога есть свой ад -- это любовь его к
                 людям".
                     И недавно я слышал, как говорил он такие
                 слова: "Бог мертв; из-за сострадания своего
                 к людям умер Бог".

                                  Так говорил Заратустра

     Жертва медовая

     -- И снова бежали месяцы и годы над душой Заратустры, и он
не замечал  их; но волосы его побелели. Однажды, когда он сидел
на камне перед пещерой своей  и  молча  смотрел  вдаль  --  ибо
отсюда  далеко  видно  было  море поверх вздымавшихся пучин, --
звери его задумчиво ходили вокруг него и  наконец  остановились
перед ним.
     "О  Заратустра,  -- сказали они, -- не высматриваешь ли ты
счастья своего?" -- "Что мне до счастья! -- отвечал  он.  --  Я
давно  уже  не стремлюсь к счастью, я стремлюсь к своему делу".
-- "О Заратустра, -- снова заговорили звери,  --  это  говоришь
ты,  как  тот,  кто  пресыщен  добром.  Разве  не  лежишь  ты в
лазоревом озере счастья?" --  "Плуты,  --  отвечал  Заратустра,
улыбаясь,  --  как  удачно  выбрали  вы сравнение! Но вы знаете
также, что счастье мое тяжело и не похоже на  подвижную  волну:
оно   гнетет   меня  и  не  отстает  от  меня,  прилипнув,  как
расплавленная смола".
     Тогда звери продолжали  задумчиво  ходить  вокруг  него  и
затем  снова  остановились перед ним. "О Заратустра, -- сказали
они, -- так вот почему ты сам становишься все  желтее  и
темнее,  хотя  волосы  твои  хотят казаться белыми, похожими на
лен? Смотри же, ты сидишь в своей смоле!" -- "Что говорите  вы,
звери  мои,  --  сказал  Заратустра,  смеясь,  --  поистине,  я
клеветал, говоря о смоле. Что происходит  со  мною,  бывает  со
всеми  плодами,  которые созревают. Это мед в моих жилах
делает мою кровь более густой и мою душу более молчаливой".  --
"Должно быть, так, о Заратустра, -- отвечали звери, приближаясь
к  нему,  --  но  не  хочешь ли ты сегодня подняться на высокую
гору? Воздух чист, и сегодня мир виден больше, чем когда-либо".
-- "Да, звери мои, -- отвечал он, -- вы даете прекрасный совет,
и он мне по сердцу: я хочу сегодня подняться на  высокую  гору!
Но  позаботьтесь,  чтобы там мед был у меня под руками, золотой
сотовый мед, желтый и белый, хороший и  свежий,  как  лед.  Ибо
знайте, я хочу там наверху принести жертву медовую".