Я хожу среди этих людей и дивлюсь: они не прощают мне, что
я не завидую добродетелям их.
     Они  огрызаются  на меня, ибо я говорю им: маленьким людям
нужны маленькие добродетели, --  ибо  трудно  мне  согласиться,
чтобы маленькие люди были нужны!
     Я  похож  здесь на петуха в чужом птичнике, которого клюют
даже куры; но оттого не сержусь я на этих кур.
     Я вежлив с ними, как со  всякой  маленькой  неприятностью;
быть  колючим  по  отношению  ко  всему  маленькому кажется мне
мудростью, достойной ежа.
     Все они говорят обо мне, сидя  вечером  у  очага,  --  они
говорят обо мне, но никто не думает -- обо мне!
     Вот  новая  тишина, которой я научился: их шум вокруг меня
накидывает покрывало на мои мысли.
     Они шумят между собой: "Что несет  нам  эта  темная  туча?
берегитесь, чтобы не принесла она нам заразы!"
     И   недавно   одна   женщина   отдернула  своего  ребенка,
тянувшегося ко мне. "Унесите детей! -- кричала  она.  --  Такие
глаза опаляют детские души".
     Они  кашляют,  когда  я  говорю: они думают, что кашель --
возражение  против  могучих  ветров,  --   они   нисколько   не
догадываются о шуме моего счастья!
     "У  нас  еще  нет времени для Заратустры" -- так возражают
они; но что толку во времени,  у  которого  "нет  времени"  для
Заратустры?
     И даже когда они восхваляют меня -- разве мог бы заснуть я
на славе  их?  Терновый  пояс  --  хвала  их для меня: я
испытываю зуд, даже когда снимаю его.
     И вот чему научился я у них: тот, кто хвалит, делает  вид,
будто  воздает  он  должное, но на самом деле он хочет получить
еще больше!
     Спросите у моей ноги, нравится ли ей их манера  хвалить  и
привлекать  к  себе!  Поистине,  при  таком  такте  и при таком
тик-таке не хочет она ни танцевать, ни оставаться в покое.
     Они пробуют хвалить мне маленькую добродетель  и  привлечь
меня  к  ней; в тик-так маленького счастья хотели бы они увлечь
мою ногу.
     Я хожу среди этих людей и дивлюсь: они измельчали и
все еще мельчают -- и делает  это  их  учение  о  счастье  и
добродетели.
     Они ведь и в добродетели скромны, ибо они ищут довольства.
А с довольством может мириться только скромная добродетель.
     Правда,  и они учатся шагать по-своему и шагать вперед; но
я называю это ковылянием. -- И этим мешают они  всякому,
кто спешит.
     И  многие  из  них  идут  вперед и смотрят при этом назад,
вытянув шею: я охотно толкаю их.
     Ноги и глаза не должны ни лгать, ни изобличать друг  друга
во лжи. Но много лжи у маленьких людей.
     Некоторые  из  них  обнаруживают свою волю, но большинство
лишь  служит  чужой  воле.  Некоторые  из  них   искренни,   ни
большинство -- плохие актеры.
     Есть  между  ними  актеры  бессознательные и актеры против
воли, -- искренние всегда редки, особенно искренние актеры.
     Качества мужа здесь редки; поэтому их  женщины  становятся
мужчинами.    Ибо   только   тот,   кто   достаточно   мужчина,
освободит в женщине -- женщину.
     И вот худшее лицемерие, что встретил я у них: даже те, кто
повелевают, подделываются под добродетели тех, кто служит им.
     "Я служу, ты служишь, мы  служим"  --  так  молится  здесь
лицемерие господствующих, -- но горе! если первый господин есть
только первый слуга!
     Ах,  даже в их лицемерие залетело любопытство моего взора;
и я хорошо угадал их счастье мухи и их жужжание  на  освещенном
солнцем оконном стекле.
     Сколько  вижу  я  доброты,  столько  и  слабости.  Сколько
справедливости и сострадания, столько и слабости.
     Все они круглы, аккуратны и благосклонны друг к другу, как
круглы, аккуратны и благосклонны песчинки одна к другой.
     Скромно обнять  маленькое  счастье  --  это  называют  они
"смирением"!  и  при  этом  они  уже  скромно  косятся на новое
маленькое счастье.
     В сущности в своей простоте они желают лишь одного:  чтобы
никто  не причинял им страдания. Поэтому они предупредительны к
каждому и делают ему добро.
     Но  это  трусость  --  хотя  бы  и  называлась  она
"добродетелью". --
     И  когда  этим маленьким людям случается говорить грубо --
я слышу в голосе их лишь хрипоту: ибо всякий сквозняк --
делает их хриплыми.