смотрел на них ясным, испытующим взором и говорил:
     "Гости мои, вы,  высшие  люди,  я  хочу  говорить  с  вами
по-немецки и ясно. Не вас ожидал я здесь, в этих горах".
     ("По-немецки  и  ясно?  Боже  упаси!  -- сказал тут король
слева в сторону; заметно, он не знает милых немцев, этот мудрец
с востока!
     Но он хочет сказать "по-немецки и грубо" -- ну что  ж!  По
нынешним временам это еще не худший вкус!")
     Пусть, поистине, вы будете, вместе взятые, высшими людьми;
но для меня -- вы недостаточно высоки и недостаточно сильны.
     Для  меня  это значит: для неумолимого, что молчит во мне,
но не всегда будет молчать. Если вы и принадлежите мне, то  все
же не так, как правая рука моя.
     Ибо  кто сам ходит на больных и слабых ногах, подобно вам,
тот хочет прежде всего, знает ли он это или скрывает  от  себя:
чтобы щадили его.
     Но  ни рук моих, ни ног моих не щажу я, я не щажу своих
воинов: как же могли бы вы годиться для моей войны?
     С вами погубил бы я всякую победу. И многие из  вас  упали
бы, услыхав громкий бой барабанов моих.
     Также  вы  для  меня недостаточно прекрасны и недостаточно
благородны. Я употребляю чистые и гладкие  зеркала  для  учения
своего;  а  на  вашей  поверхности  искажается даже собственный
образ мой.
     Ваши плечи давит много тяжестей, много воспоминаний; много
злых карликов сидят, скорчившись, в закоулках ваших. Даже в вас
есть скрытая чернь.
     И пусть вы высоки и более  высокого  рода:  многое  в  вас
криво  и  безобразно.  Нет  в  мире  кузнеца,  который  мог  бы
исправить и выпрямить вас.
     Вы только  мост:  пусть  высшие  перейдут  через  вас!  Вы
означаете  ступени;  не  сердитесь  же  на  того,  кто  по  вас
поднимается на высоту свою!
     Быть может, из семени вашего  некогда  вырастет  настоящий
сын  и  совершенный наследник мой -- но это еще далеко. Сами вы
не те, кому принадлежит наследство мое и имя мое.
     Не вас жду я здесь, в этих горах, не с вами спущусь я вниз
в последний раз. Только как предзнаменование пришли вы ко  мне,
что высшие люди находятся уже на пути ко мне, --
     --  не  люди  великой  тоски,  великого отвращения,
великого пресыщения и не те, кого назвали вы последним остатком
Бога.
     -- Нет! нет! трижды нет! Других жду я здесь, в этих
горах, и без них не шевельну я ногой, чтобы уйти отсюда.
     -- высших, более  сильных,  победоносных,  более  веселых,
таких,   у   которых   прямоугольно   построены  тело  и  душа:
смеющиеся львы должны прийти!
     О желанные гости мои, вы, странные люди, -- неужели вы еще
ничего не слыхали о детях моих? И что они находятся на пути  ко
мне?
     Говорите же мне о садах моих, о блаженных островах моих, о
новом прекрасном потомстве моем, -- почему не говорите вы мне о
них?
     Об  этом даре прошу я у любви вашей, чтобы говорили вы мне
о детях моих. Ими богат я, через них обеднел я: чего  не  отдал
я, --
     --  чего ни отдал бы я, чтобы иметь лишь одно: этих
детей, эти живые насаждения,  эти  деревья  жизни
воли моей и моей высшей надежды!"
     Так  говорил  Заратустра и внезапно прервал речь свою: ибо
им овладела тоска его, и он сомкнул глаза и  уста,  так  велико
было  движение  сердца  его.  И  все  гости  его также молчали,
неподвижные и смущенные: один только старый  прорицатель  делал
знаки рукою и выражением лица своего.

     Тайная вечеря

     На этом месте прорицатель прервал приветствие Заратустры и
гостей  его: он протеснился вперед, как тот, кому нельзя терять
времени, схватил руку Заратустры и воскликнул: "Но, Заратустра!
     Одно бывает необходимее другого, так говоришь ты  сам:  ну
что   ж,   одно   для   меня  теперь  необходимее  всего
остального.
     Кстати: разве не пригласил ты меня  на  трапезу?  И
здесь  находятся  многие совершившие длинный путь. Не речами же
хочешь ты накормить нас?
     Кроме  того,  все  мы  уже  слишком   много   говорили   о
замерзании, утоплении, удушении и других телесных бедствиях: но
никто  не  вспомнил  о  моей  беде,  о  страхе умереть с
голоду". --