сумел бы вообще хорошо смеяться и жить, не сумей он прежде хорошо воевать и 
побеждать?
325
Что принадлежит к величию. 
Кто достигнет чего-нибудь великого, если он не ощущает в себе силы и решимости 
причинять великие страдания? Уметь страдать - самое последнее дело: слабые 
женщины и даже рабы часто достигают в этом мастерства. Но не сгинуть от 
внутренней муки и неуверенности, причиняя великое страдание и внемля крику 
этого страдания, - вот что действительно принадлежит к величию.
326
Врачеватели души и страдание.
Всем проповедникам морали, а также и всем теологам свойственна одна общая 
дурная привычка: они хотят внушить людям, что дела обстоят весьма скверно и что 
требуется жесткое, крайнее, радикальное лечение. И поскольку люди, все, как 
один, слишком ревностно и целыми столетиями подставляли ухо этим учителям, им в 
конце концов действительно передалось нечто от того суеверия, что с ними 
обстоит довольно скверно, так что теперь они весьма охочи до того, чтобы 
стонать и не находить в жизни ничего больше и корчить друг другу омраченные 
рожи, словно бы им и в самом деле невмоготу. В действительности они необузданно 
уверены в жизни и влюблены в нее, исполненные несказанных хитростей и уловок, 
чтобы одолеть любую неприятность и вырвать жало у страдания и злосчастья. Мне 
кажется, что о страдании и злосчастье говорится всегда в преувеличенных тонах, 
как если бы преувеличение выглядело здесь хорошим тоном; напротив, умышленно 
умалчивают о том, что существует уйма болеутоляющих средств против страдания, 
как-то: обезболивание, лихорадочная торопливость мыслей, спокойная поза, 
хорошие и дурные воспоминания, намерения, надежды и множество видов гордости и 
сочувствия, обладающих почти анестезирующим действием, тогда как при высших 
степенях страдания уже сам по себе наступает обморок. Мы горазды в 
подслащивании наших горечей, в особенности же душевных горечей; мы находим 
вспомогательные средства в нашей храбрости и возвышенных состояниях, как и в 
более благородных горячках покорности и резиньяции. Потеря остается потерей 
едва ли в течение одного часа; откуда ни возьмись, падает нам с неба подарок - 
скажем, новая сила или хотя бы даже новый повод для обнаружения силы! Чего 
только не нафантазировали проповедники морали о внутреннем "убожестве" злых 
людей! Чего только не налгали они нам о несчастье людей, подверженных страстям! 
- да, "ложь" здесь весьма уместное слово: они были прекрасно осведомлены о 
бьющем через край счастье этого типа людей, но хранили на сей счет гробовое 
молчание, так как это оказывалось опровержением их теории, согласно которой 
всякое счастье наступает лишь с уничтожением страсти и с подавлением воли! Что 
же касается рецепта всех этих врачевателей души и расхваливания ими жестокого, 
радикального лечения, то позволительно спросить: достаточно ли болезненна и 
тягостна на самом деле эта наша жизнь, чтобы с выгодой обменивать ее на 
стоический образ жизни и оцепенение? Мы чувствуем себя недостаточно скверно для 
того, чтобы быть вынужденными чувствовать себя скверно по-стоически!
 

327
Принимать всерьез. 
У подавляющего большинства людей интеллект представляет громоздкую, 
подозрительную, скрипучую машину, завести которую - одна волокита: они называют 
это "серьезно относиться к делу", когда намереваются поработать и хорошенько 
подумать этой машиной - о, сколь тягостно должно быть им это шевеление мозгами! 
Славная бестия, человек, теряет, по-видимому, хорошее настроение всякий раз, 
когда хорошо думает: он делается "серьезным"! И "где смех и веселье, там мысли 
нет дела" - так звучит предрассудок этой серьезной бестии против всякой 
"веселой науки". - Ну что ж! Покажем, что это предрассудок!
328
Наносить вред глупости. 
Разумеется, столь затяжно и убежденно проповедуемая вера в негодность эгоизма 
нанесла в целом эгоизму вред (в пользу - я буду повторять это сотни раз - 
стадным инстинктам) тем именно, что лишила его чистой совести и велела искать в 
нем доподлинный источник всякого несчастья. "Твое себялюбие - беда твоей жизни" 
- так проповедовали тысячелетиями: это, как было уже сказано, вредило себялюбию 
и лишало его во многом ума, веселости, изобретательности, красоты; это 
оглупляло, уродовало и отравляло себялюбие! - Философия древности, напротив, 
учила о другом главном источнике бед: начиная с Сократа мыслители не уставали 
проповедовать: "Ваше умственное убожество и глупость, ваше беспечное 
существование по правилам, ваша подчиненность мнению соседа - вот причина того, 
почему вы столь редко бываете счастливыми, - мы, мыслители, суть счастливейшие 
люди, именно как мыслители". Не будем решать здесь, была ли эта проповедь 
против глупости более основательной, чем та проповедь против себялюбия; 
несомненно, однако, то, что она лишила глупость чистой совести: эти философы 
нанесли вред глупости!
329
Досуг и праздность. 
Какая-то краснокожа, свойственная индейской крови дикость обнаруживается в 
способе, каковым американцы домогаются золота; и их лихорадочный темп работы - 
сущий порок Нового Света - начинает уже заражать дикость старую Европу и 
распространять по ней диковинную бездуховность. Нынче уже стыдятся покоя; 
длительное раздумье вызывает почти угрызения совести. Думают с часами в руке,