сущности - разве же могу я высказать о какой-либо сущности нечно иное, кроме 
самих предикатов ее видимости! Поистине не мертвой маской, которую можно было 
бы напялить на какой-то неизвестный икс, но и вполне содрать с него! Видимость 
для меня - это самое действующее и живущее, которое заходит столь далеко в 
своем самоосмеянии, что дает мне почувствовать, что здесь все есть видимость и 
обманчивый свет и танец призраков и ничего больше, - что между всеми этими 
сновидцами и я, "познающий", танцую свой танец; что познающий - это только 
средство продлить земной танец и лишь постольку принадлежит к 
церемониймейстерам бытия и что возвышенная последовательность и взаимосвязь 
всяческого познания есть и будет, пожалуй, высочайшим средством обеспечить 
общность грез и взаимопонимания всех этих сновидцев и тем самым длительность 
сновидения.
55
Последнее благородство. 
Что же делает "благородным"? Конечно, не то, что приносят жертвы: и буйный 
сладострастник приносит жертвы. Конечно, не то, что вообще предаются страстям: 
есть и постыдные страсти. Конечно, не то, что бескорыстно делают что-то другим: 
быть может, как раз в благороднейшем и явлена величайшая последовательность 
своекорыстия. - Но то, что страсть, охватывающая благородного, есть некая 
особенность, неведомая ему, - применение редкого и единичного масштаба и почти 
умопомешательства - чувство жара в вещах, предстающих всем другим холодными на 
ощупь, - разгадка ценностей, для которых еще не изобретено весов, - 
жертвоприношение на алтарях, посвященных неведомому Богу, - храбрость без 
взыскания почестей - самодовольство, обладающее избытком и сообщающееся людям и 
вещам. Словом, редкое качество и пребывание в неведении относительно этой 
редкости - вот что до сих пор делало благородным. Но пусть при этом примут во 
внимание, что таким путем были несправедливо оценены и в целом оклеветаны в 
пользу исключений все обычные, наиболее свойственные человеку и необходимые 
качества, короче, все содействующее сохранению рода и вообще всякое правило. 
Стать защитником правила - таковой, пожалуй, могла бы быть последняя форма и 
утонченность, в которой проявится на земле благородство.
56
Жажда страданий. 
Когда я думаю о страстном желании что-либо предпринять, постоянно щекочущем и 
дразнящем миллионы юных европейцев, которые не могут выносить скуки и самих 
себя, я понимаю, что им должно быть присуще желание как-то пострадать, чтобы 
почерпнуть из этого страдания некое правдоподобное основание для поступков и 
действий. Нужна нужда! Отсюда крики политиков, отсюда все эти ложные, 
присочиненные, преувеличенные "бедствия" всевозможных классов и слепая 
готовность верить в них. Эта молодежь требует, чтобы извне нагрянуло или 
предстало взору - не счастье, нет, - а само несчастье, и ее фантазия уже 
наперед суетится в попытках создать из этого некое чудовище, с тем чтобы после 
суметь бороться с неким чудовищем. Если бы эти нуждолюбцы чувствовали в себе 
силу изнутри приносить самим себе пользу, изнутри причинять самим себе зло, они 
сумели бы также изнутри сотворить себе собственную, самособственную нужду. Их 
открытия смогли бы тогда быть более утонченными, а их удовлетворение звучало бы 
как хорошая музыка, тогда как нынче они загружают мир своими криками о нужде и, 
стало быть, весьма часто уже и чувством нужды! Они не в силах ничего поделать с 
собой, - и вот они накликают несчастье других: им всегда нужны другие! И всегда 
все новые другие! - Виноват, друзья мои, я рискнул накликать мое счастье.
 
ВТОРАЯ КНИГА
57
Реалистам. 
Вы. Трезвые люди, чувствующие себя вооруженными против страстей и фантазерства 
и охотно старающиеся выдать свою пустоту за гордость и украшение, - вы 
называете себя реалистами и даете понять, что мир в действительности сотворен 
так, каким он предстает вам, - что лишь перед вами предстает действительность 
разоблаченной и что сами вы, пожалуй, составляете лучшую ее часть - о вы, 
возлюбленные Саисские изваяния! Но даже в самом разоблаченном состоянии не 
предстаете ли и сами вы все еще в высшей степени страстными и темными 
существами, сродни рыбам, и не слишком ли схожи вы все еще с влюбленным 
художником? - а что для влюбленного художника "действительность"! Вы все еще 
торгуете вразнос оценками вещей, убегающих корнями в страсти и влюбленности 
прошедших столетий! Все еще прохвачена ваша трезвость сокровенным и 
неискоренимым опьянением! Ваша любовь к "действительности", например, - о, до 
чего же это старая-престарая "любовь"! В каждом ощущении, в каждом чувственном 
впечатлении явлен обломок этой старой любви, и равным образом сюда вплетены 
фантастика, предрассудки, неразумие, неведение, страх и мало ли что еще. Вот 
эта гора! Вон то облако! Что в них "действительного"? Стряхните-ка однажды с 
них иллюзию и всю человеческую примесь, вы, трезвые! Да если бы только вы 
смогли это! Если бы вам удалось забыть ваше происхождение, ваше прошлое, ваше 
детство - всю вашу человечность и животность! Для нас не существует никакой 
"действительности" - да и для вас тоже, вы, трезвые, - мы далеко не так чужды 
друг другу, как вы думаете, и, возможно, наша добрая воля выйти из опьянения в 
такой же степени заслуживает внимания, как и ваша вера в то, что вы вообще 
неспособны на опьянение.
58
Только как творящие.
Это стоило мне величайших усилий и все еще стоит мне величайших усилий -