прием будет длиться дольше, чем хотелось бы кому-либо: достаточное основание, 
чтобы рассказать о том поэте, который написал на своих дверях: "Кто войдет сюда,
 окажет мне честь; кто этого не сделает, доставит мне удовольствие". - Поистине 
это называется вежливо сказать невежливость! И, пожалуй, этот поэт по-своему 
имел полное право быть невежливым: говорят, что его стихи были лучше, чем сам 
кузнец рифм. Что ж, он мог сочинить еще много новых и хотел бы возможности 
уединиться от мира: таков именно смысл его учтивой неучтивости! Напротив, 
повелитель всегда более достоин, чем его "стихи", даже если - однако что мы 
делаем? Мы заболтались, а весь двор считает, что мы уже работаем и ломаем себе 
головы: ни в одном окне не зажглось огня раньше, чем в нашем. - Чу! Не колокол 
ли прозвонил? К черту! Начинается день и танец, а мы не знаем его туров! Итак, 
придется импровизировать - весь мир импровизирует свой день. Сделаем однажды и 
мы это, как весь мир! - И тут исчез мой причудливый утренний сон, вероятно, от 
резкого боя башенных часов, которые только что со всей присущей им важностью 
возвестили начало пятого часа. Мне кажется, на этот раз бог сновидений захотел 
потешиться над моими привычками - это моя привычка начинать день так, что я 
силюсь устроить его аккуратнее и сноснее для себя, и, может статься, я часто 
делал это слишком официально, слишком по-княжески.
23
Признаки коррупции. 
Обратите внимание на признаки тех время от времени неизбежных состояний 
общества, которые обозначаются словом "коррупция". Стоит только где-нибудь 
появиться коррупции, как повсюду возрастает пестрое суеверие, а прежняя 
общенародная вера, напротив, блекнет и чахнет: суеверие - это вольнодумство 
второго ранга; кто отдается ему, тот выбирает известные подходящие ему формы и 
формулы и оставляет за собою право выбора. Суеверный человек, по сравнению с 
религиозным, всегда в гораздо большей степени, чем последний, представляет 
собою "личность", и суеверным будет такое общество, в котором есть уже 
множество индивидов и тяга к индивидуальному. Рассмотренное с этой точки зрения,
 суеверие всегда оказывается прогрессом по отношению к вере и знаком того, что 
интеллект становится независимее и печется о своих правах. Тогда почитатели 
старой религии и религиозности начинают сетовать на коррупцию - они до сих пор 
определяли даже словоупотребление и плодили о суеверии кривотолки даже среди 
свободнейших умов. Будем же знать, что оно есть симптом просвещения. - 
Во-вторых, обвиняют общество, которое охвачено коррупцией, в расслабленности; в 
нем действительно падают акции войны и удовольствия от войны, и с тем же 
рвением, с каким прежде стремились к военным и гимнастическим почестям, 
начинают теперь гоняться за удобствами жизни. Но по обыкновению не замечают, 
что та старая народная энергия и страсть, которая столь великолепно смотрелась 
при войнах и военных играх,, теперь переместилась в бесчисленные частные 
страсти и стали лишь менее заметной; может статься даже, что в состояниях 
коррупции сила и мощь растрачиваемой нынче энергии народа больше, чем 
когда-либо, ии индивидуум проматывает ее так, как никогда прежде, - тогда он не 
был еще достаточно богат для этого!! И, стало быть, именно во времена 
"расслабления" кочует трагедия по домам и улицам, где рождаются великая любовь 
и великая ненависть, и пламя познания ярко вздымается к небесам. - В-третьих, 
как бы в возмещение за упрек в суеверии и расслаблении, периоды коррупции 
признаются обыкновенно более мягкими и гораздо менее жестокими по сравнению со 
старым, более религиозным и более сильным временем, Но и с такой похвалою не 
могу я согласиться так же, как и с указанным упреком: я могу согласиться лишь с 
тем, что теперь жестокость рядится в утонченные формы и что ее старые формы 
отныне не отвечают больше вкусу; но нанесение ран и пытка словом и взглядом 
достигают во времена коррупции своего апогея - теперь только и создается злоба 
и удовольствие от злобы. Коррумпированные люди остроумны и злоречивы, они знают,
 что есть еще другие способы убийства, чем кинжал и нападение, - они знают 
также, что во все хорошо сказанное верят. - В-четвертых, когда "падают нравы", 
начинают всплывать существа, которые называют тиранами: они суть предтечи и как 
бы преждевременно созревшие первенцы индивидуумов. Еще немного времени. И этот 
плод плодов висит уже зрелый и желтый на народном дереве - а только ради этих 
плодов и существовало то дерево! Когда упадок и равным образом усобицы между 
разного рода тиранами достигают своей вершины, тогда непременно приходит цезарь,
 тиран, подводящий итоги, который кладет конец утомительной борьбе за 
единодержавие, вынуждая саму утомленность работать на себя. В его время 
индивидуум достигает обыкновенно самого зрелого состояния и, стало быть, 
"культура" - самого высокого и самого плодотворного: но отнюдь не ради ноего и 
не через него, хотя высшие люди культуры любят польстить своему цезарю тем, что 
выдают себя за дело его рук. Истина, однако, в том, что они нуждаются во 
внешнем покое, ибо беспокойство свое и свою работу держат при себе. В эти 
времена процветают продажность и предательство, поскольку любовь к вновь 
открытому ego нынче гораздо могущественнее любви к старому, изношенному, до 
смерти заболтанному (totgeredeten) "отечеству", и потребность как-нибудь 
обезопасить себя от страшных колебаний счастья открывает и более благородные 
ладони, стоит лишь могущественному и богатому выказать готовность ссыпать в них 
золото. Тогда бывает так мало уверенности в будущем: живут лишь сегодняшним 
днем - состояние души, при котором все соблазнители ведут свою легкую игру, - 
но и соблазнять и подкупать позволяют себя лишь "на сегодня", сохраняя за собой 
право на будущее и на добродетель! Индивидуумы, эти настоящие вещи-в-себе и 
для-себя, как известно, больше заботятся о мгновении, чем их антиподы, стадные 
люди, потому что они считают себя столь же непредвиденными, как и само будущее; 
равным образом они охотно водятся с сильными мира сего, потому что они считают