(Противоположностью немецкой неопытности и невинности in voluptate psychologica,
 состоящей не в очень дальнем родстве со скукой немецкой общественной жизни, - 
и удачнейшим выразителем истинно французской любознательности и 
изобретательности в этой области нежных трепетов может считаться Анри Бейль, 
этот замечательный предтеча и провозвестник, прошедший наполеоновским темпом 
через свою Европу, через многие столетия европейской души, как лазутчик и 
первооткрыватель этой души, - понадобились целых два поколения, чтобы 
как-нибудь догнать его, чтобы разгадать некоторые из загадок, мучивших и 
восхищавших этого чудного эпикурейца и человека вопросительных знаков, который 
был последним великим психологом Франции -.) У французов есть еще третье право 
на превосходство: их натура представляет собою наполовину удавшийся синтез 
Севера и Юга, что дает им возможность понимать многие вещи и заставляет их 
делать другие, которых никогда не поймет англичанин; их периодически 
поворачивающийся к Югу и отворачивающийся от него темперамент, 
свидетельствующий о том, что в их жилах порой закипает провансальская и 
лигурийская кровь, охраняет их от ужасающей северной бесцветности, 
беспросветной призрачности понятий и малокровия, - от нашей немецкой болезни 
вкуса, против чрезмерного развития которой были тотчас же весьма решительно 
прописаны кровь и железо, т. е. "великая политика" (в духе довольно опасной 
медицины, которая учит меня ждать и ждать, но до сих пор еще не научила 
надеяться - ) Еще и теперь во Франции встречают пониманием и 
предупредительностью тех редких и редко удовлетворяющихся людей, которые 
слишком богаты духовно для того, чтобы находить удовлетворение в какой-то узкой 
патриотщине, и умеют любить на Севере Юг, а на Юге Север, - прирожденных 
средиземников, "добрых европейцев". - Для них написал свою музыку Бизе, этот 
последний гений, видевший новую красоту и новые чары, - открывший уголок Юга в 
музыке.
.
255
По отношению к немецкой музыке я считаю необходимым соблюдать некоторую 
осторожность. Если кто-нибудь любит Юг так, как люблю его я, как великую школу 
оздоровления в умственном и чувственном смысле, как страну, изобилующую светом 
и солнечным сиянием, изливающимся на самодержавное, верящее само в себя бытие, 
- то такой человек научится несколько остерегаться немецкой музыки, ибо она, 
портя его вкус, портит вместе с тем и его здоровье. Такой южанин, не по 
происхождению, а по вере, если только он мечтает о будущности музыки, должен 
также мечтать об освобождении музыки от Севера, и в его ушах должны звучать 
прелюдии более глубокой, более мощной, быть может, более злой и таинственной 
музыки, сверхнемецкой музыки, которая не смолкнет, не поблекнет, не побледнеет 
перед синевой сладострастного моря и сиянием средиземных небес, подобно всякой 
немецкой музыке; в его ушах должны звучать прелюдии сверхъевропейской музыки, 
которая не потеряла бы своих прав и перед темно-красными закатами в пустыне, 
музыки, душа которой родственна пальме и привыкла жить и блуждать среди больших,
 прекрасных, одиноких хищных зверей... Я мог бы представить себе музыку, 
редкостные чары которой заключались бы в том, что она не знала бы уже ничего о 
добре и зле и над которой лишь порой проносилось бы что-то похожее на 
ностальгию моряка, пробегали бы какие-то золотые тени и нежные истомы: 
искусство, к которому, ища убежища, стекались бы издалека краски угасающего, 
ставшего почти непонятным морального мира и которое было бы достаточно 
гостеприимным и глубоким для приема таких запоздалых беглецов. - 
256
Благодаря болезненному отчуждению, порожденному и еще порождаемому среди 
народов Европы националистическим безумием, благодаря в равной степени 
близоруким и быстроруким политикам, которые нынче с его помощью всплывают 
наверх и совершенно не догадываются о том, что политика разъединения, которой 
они следуют, неизбежно является лишь политикой антракта, - благодаря всему 
этому и кое-чему другому, в наше время совершенно невыразимому, теперь не 
замечаются или произвольно и ложно перетолковываются несомненнейшие признаки, 
свидетельствующие о том, что Европа стремится к объединению. У всех более 
глубоких и обширных умов этого столетия в основе их таинственной духовной 
работы в сущности лежало одно общее стремление - подготовить путь для этого 
нового синтеза и в виде опыта упредить европейца будущего: они были сынами 
своего "отечества" только с внешней стороны или в минуты слабости, как, 
например, в старости, - они отдыхали от самих себя, становясь "патриотами". Я 
имею в виду таких людей, как Наполеон, Гёте, Бетховен, Стендаль, Генрих Гейне, 
Шопенгауэр: да не зачтется мне в упрек, если я причислю к ним также и Рихарда 
Вагнера, насчет которого нас не должно вводить в заблуждение его собственное 
самонепонимание, - гениям этого рода редко бывает дано понимать самих себя. Еще 
менее того, конечно, должен нас обманывать неприличный шум, подымаемый нынче во 
Франции людьми, открещивающимися от Рихарда Вагнера, - несмотря на это, факт 
теснейшей внутренней связи позднейшего французского романтизма сороковых с 
Рихардом Вагнером остается фактом. Они родственны, кровно родственны друг другу 
на всех высотах и глубинах своих потребностей: это Европа, единая Европа, душа 
которой выражает в их многостороннем и бурном искусстве свое стремление в 
какую-то даль и высь - куда? не к новому ли свету? не к новому ли солнцу? Но 
кто в состоянии точно высказать то, чего не могли высказать ясно все эти 
мастера новых средств выражения? Достоверно лишь то, что их мучили одни и те же 
бури и натиски, что они шли в своих исканиях одними и теми же путями, эти 
последние великие искатели! Они подвластны литературе всем существом своим до 
зрения и слуха включительно - эти первые художники со всемирно-литературным