неодобрительные оценки ни пускали в ход общественное мнение и суждения 
действующих на массу газетчиков и журналистов. Духовное превосходство, которое 
прежде разъединяло и сеяло вражду, теперь обыкновенно соединяет; как бы могли 
отдельные личности утверждать себя и плыть в жизни по собственному пути вопреки 
всем течениям, если бы они не видели там и сям себе подобных, живущих при таких 
же условиях, и не подавали руки друг другу, борясь как против охлократического 
характера половинчатого духа и полуобразования, так и против нередких попыток 
учредить тиранию с помощью массового воздействия? Олигархи нужны друг другу, 
они лучшие друзья между собою, они понимают свои отличительные знаки - и тем не 
менее каждый из них свободен, каждый борется и побеждает на своем месте и 
скорее погибает, чем подчиняется.
262
Гомер. Величайшим фактом греческой культуры все же остается то, что Гомер так 
рано стал всеэллинским поэтом. Вся духовная и человеческая свобода, которой 
достигли греки, восходит к этому факту. Но вместе с тем здесь таится 
действительный рок греческой культуры, ибо Гомер, централизуя, лишил глубины и 
разрушил более сильные инстинкты независимости. Время от времени из глубочайшей 
основы эллинского духа подымался протест против Гомера; но последний оставался 
всегда победоносным. Все великие духовные силы наряду с освободительным 
действием оказывают и действие подавляющее; но, конечно, большая разница, 
тиранизирует ли людей Гомер, или Библия, или наука.
263
Дарование. В столь высоко развитом человечестве, как теперешнее, каждый 
получает от природы доступ ко многим талантам. Каждый имеет прирожденный талант,
 но лишь немногим прирождена или привита воспитанием та мера упорства, выдержки,
 энергии, в силу которой он действительно становится талантом, т. е. становится 
тем, что он есть, - это значит: выявляет себя в произведениях и действиях.
264
Умственная даровитость либо переоценивается, либо недооценивается. Ненаучные, 
но одаренные люди ценят всякий признак умственной даровитости, будь она на 
истинном или на ложном пути; они хотят прежде всего, чтобы человек, с которым 
они общаются, хорошо развлекал их своим умом, подгонял и зажигал их, увлекал к 
серьезности и шутке и во всяком случае охранял от скуки, как самый 
могущественный амулет. Научные натуры, напротив, знают, что способность ко 
всякого рода выдумкам должна быть строжайше обуздываема духом науки; не то, что 
блестит, имеет привлекательный вид и возбуждает, а часто совсем неприметная 
истина есть плод, который он желает сорвать с древа познания. Подобно 
Аристотелю, он не должен делать никакого различия между "скучным" и 
"остроумным", его демон ведет его через пустыни, как и через тропическую 
растительность, чтобы он всюду наслаждался реальным, прочным, подлинным. - 
Отсюда у незначительных ученых возникает презрение и недоверие к умственной 
даровитости вообще, и, наоборот, даровитые люди часто испытывают антипатию к 
науке, - как, например, почти все художники.
265
Разум в школе. Школа не имеет более важной задачи, как обучать строгому 
мышлению, осторожности в суждениях и последовательности в умозаключениях; 
поэтому она должна отказаться от всего, что непригодно для этих операций, 
например от религии. Она ведь может рассчитывать на то, что человеческая 
смутность, привычка и потребность позднее снова ослабят слишком туго натянутый 
лук мышления. Но всю силу своего влияния она должна употреблять на достижение 
того, что есть существенного и отличительного в человеке, - "разума и науки, 
этой высочайшей силы человека" - как полагает по крайней мере Гёте. - Великий 
естествоиспытатель фон Бэр видит превосходство всех европейцев по сравнению с 
азиатами в их приобретенной через воспитание способности указывать основания 
своих мнений, к чему совершенно неспособны последние. Европа прошла школу 
последовательного и критического мышления, Азия все еще не умеет различать 
между правдой и поэзией и не сознает, проистекают ли ее убеждения из 
собственного наблюдения и правильного мышления или же из фантазий. - Школьная 
дисциплина разума сделала Европу Европой; в средние века она была на пути к 
тому, чтобы снова стать частью или придатком Азии, - т. е. потерять научный дух,
 которым она обязана грекам.
266
Неоцененное влияние гимназического преподавания. Значение гимназии редко видят 
в вещах, которым там действительно научаются и которые выносятся оттуда 
навсегда, а в тех, которые преподаются, но которые школьник усваивает лишь с 
отвращением, чтобы стряхнуть их с себя, как только это станет возможным. Чтение 
классиков - в этом согласны все образованные люди - в том виде, как оно всюду 
ведется, есть чудовищная процедура, осуществляемая перед молодыми людьми, 
которые ни в каком отношении не созрели для этого, учителями, которые каждым 
своим словом, часто самим своим видом покрывают плесенью хорошего автора. Но 
здесь-то и таится обыкновенно упускаемое из виду значение - что эти учителя 
говорят на абстрактном языке высшей культуры, - на языке, который при всей 
своей тяжеловесности и трудности для понимания является высокой гимнастикой 
головы; что в их языке постоянно встречаются понятия, технические выражения, 
методы, намеки, которых молодые люди почти никогда не слышат в беседах членов 
своей семьи и на улице. Когда ученики только слушают, их интеллект уже 
непроизвольно подготовляется к научному способу рассмотрения вещей. Невозможно 
выйти после этой дрессировки совершенно незатронутым абстракцией, как чистое 
дитя природы.
267