|
счастливые обстоятельства выступили при этом: а именно, неуклонная энергия,
решительное устремление к определенным целям, великое личное мужество, далее,
счастливое воспитание, которое своевременно дало им лучших учителей, лучшие
образцы и методы. Правда, если целью их является производить наибольшее
действие, то неясность о самих себе и отмеченный придаток полубезумия всегда
хорошо помогали им, ибо во все времена поклонялись и завидовали именно той силе
в них, с помощью которой они делают людей безвольными и внушают им безумную
мысль, будто их ведут сверхъестественные вожди. Более того, людей возвышает и
воодушевляет вера в то, что кто-либо обладает сверхъестественной силой; и в
этом смысле безумие, как говорит Платон, принесло людям величайшие благодеяния.
- В отдельных редких случаях эта доля безумия могла служить также средством, с
помощью которого налагалась крепкая узда на такую, во всех отношениях склонную
к эксцессам, натуру; и в жизни отдельных личностей безумные идеи часто имеют
значение целебных ядов; но в конечном счете у каждого "гения", который верует в
свою божественность, ядовитость этой веры обнаруживается все более по мере того,
как "гений" стареет; вспомним хотя бы пример Наполеона, существо которого,
несомненно, приобрело могучее единство, выделяющее его из всех современных
людей, в силу его веры в себя и свою звезду и вытекающее из нее презрение к
людям, пока наконец та же самая вера не перешла почти в безумный фатализм,
отняла у него его быстрый и острый взор и стала причиной его гибели.
165
Гении и ничтожное. Именно оригинальные, из себя самих черпающие умы могут при
известных обстоятельствах создавать нечто совершенно пустое и бесцветное, тогда
как более зависимые натуры, так называемые таланты, полны воспоминаний о
всевозможных хороших вещах и даже в состоянии упадка могут создавать нечто
терпимое. Но если оригинальные умы покинуты своим дарованием, то воспоминание
не приносит им никакой помощи: они становятся пустыми.
166
Публика. От трагедии народ, собственно, требует только, чтобы она была
достаточно трогательной и давала ему возможность выплакаться; напротив, артист,
который смотрит новую трагедию, получает удовольствие от остроумных технических
изобретений и приемов, от использования и распределения материала, от новой
вариации старых мотивов, старых мыслей. - Его позиция есть эстетическое
отношение к художественному произведению, позиция творящего; описанное выше
отношение, имеющее дело только с материалом, есть позиция народа. О человеке,
занимающем промежуточное положение, не стоит говорить, он не есть ни народ, ни
артист и сам не знает, чего хочет; поэтому и его радость неясна и ничтожна.
167
Артистическое воспитание публики. Если один и тот же мотив не разрабатывается
на сотни ладов различными мастерами, публика не научается интересоваться
чем-либо, кроме самой темы; но под конец она сама воспримет и эстетически
прочувствует оттенки, тонкие, новые приемы в обработке этого мотива, именно
когда она давно уже знает мотив из многочисленных разработок и при этом уже не
ощущает прелести новизны и любопытства.
168
Художник и его свита должны идти в ногу. Переход от одной ступени стиля к
другой должен быть настолько медленным, чтобы не одни только художники, но и
слушатели и зрители совершали этот переход и хорошо знали, что он означает.
Иначе возникает внезапно великая пропасть между художником, который на
отдаленных высотах творит свои произведения, и публикой, которая не может уже
взбираться на эти высоты и под конец в недовольстве спускается еще ниже. Ибо
если художник уже не подымает за собой своей публики, то она быстро опускается
вниз, и притом падает тем глубже и опаснее, чем выше ее вознес гений, подобно
тому как гибнет черепаха, падая из когтей орла, который вознес ее под облака.
169
Происхождение комического. Если сообразить, что человек в течение многих
тысячелетий был животным, в высшей степени доступным страху, что все внезапное,
неожиданное заставляло его быть готовым к борьбе, быть может даже готовым к
смерти, и что даже позднее, в социальных условиях жизни, вся обеспеченность
покоилась на ожидаемом, на привычном в мнении и деятельности, то нельзя
удивляться, что при всем внезапном, неожиданном в слове и действии, если оно
врывается без опасности и вреда, человек становится веселым, переходит в
состояние, противоположное страху: съежившееся, трепещущее от страха существо
расправляется, широко раздвигается - человек смеется. Этот переход от
мгновенного страха к краткому веселью зовется комическим. Напротив, в феномене
трагического человек от большого, длительного веселья переходит к великому
страху; но так как среди смертных великое, длительное веселье встречается
гораздо реже, чем повод к страху, то на свете гораздо больше комического, чем
трагического; смеяться приходится гораздо чаще, чем испытывать потрясение.
170
Честолюбие художника. Греческие художники, например трагики, творили для того,
чтобы побеждать; все их искусство немыслимо вне соперничества: Гесиодова добрая
"эрис", честолюбие, окрыляла их гений. Но это честолюбие требовало прежде всего,
чтобы их произведение получило высшее признание в их собственных глазах, т. е.
отвечало бы тому, что они считают превосходным, без внимания к господствующему
вкусу и к общему мнению о достоинствах художественного произведения; и потому
Эсхил и Еврипид долгое время не имели успеха, пока наконец они не воспитали для
себя художественных судей, оценивавших их произведения по мерилам, которые они
сами к ним прилагали. Таким образом, они стремятся победить соперников в своей
собственной оценке, перед своим собственным судилищем, они хотят действительно
|
|