Благодарный, он оглядывается назад, - благодарный своим странствиям, своей 
твердости и самоотчуждению, своей дальнозоркости и своим птичьим полетам в 
холодные высоты. Как хорошо, что он не оставался, подобно изнеженному темному 
празднолюбцу, всегда "дома", "у себя"! Он был вне себя - в этом нет сомнения. 
Теперь лишь видит он самого себя, - и какие неожиданности он тут встречает! 
Какие неизведанные содрогания! Какое счастье даже в усталости, в старой болезни 
и ее возвратных припадках у выздоравливающего! Как приятно ему спокойно 
страдать, прясть нить терпения, лежать на солнце! Кто умеет, подобно ему, 
находить счастье зимой, наслаждаться солнечными пятнами на стене! Эти 
наполовину возвращенные к жизни выздоравливающие, эти ящерицы - самые 
благодарные животные в мире: некоторые среди них не пропускают ни одного дня 
без маленькой хвалебной песни. Серьезно говоря, самое основательное лечение 
всякого пессимизма (как известно, неизлечимого недуга старых идеалистов и 
лгунов) - это заболеть на манер таких свободных умов, долго оставаться больным 
и затем еще медленнее возвращаться к здоровью - я хочу сказать - становиться 
"здоровее". Мудрость, глубокая жизненная мудрость содержится в том, чтобы 
долгое время прописывать себе даже само здоровье в небольших дозах. - 
6
И в эту пору, среди внезапных проблесков еще необузданного, еще изменчивого 
здоровья, свободному, все более освобождающемуся уму начинает наконец уясняться 
та загадка великого разрыва, которая доселе в темном, таинственном и почти 
неприкосновенном виде лежала в его памяти. Если он долго почти не решался 
спрашивать: "Отчего я так удалился от всех? Отчего я так одинок? Отчего я 
отрекся от всего, что почитаю, - отрекся даже от самого почитания? Откуда эта 
жестокость, эта подозрительность, эта ненависть к собственным добродетелям?" - 
то теперь он осмеливается громко спрашивать об этом и уже слышит нечто подобное 
ответу: "Ты должен был стать господином над собой, господином и над 
собственными добродетелями. Прежде они были твоими господами; но они могут быть 
только твоими орудиями наряду с другими орудиями. Ты должен был приобрести 
власть над своими "за" и "против" и научиться выдвигать и снова прятать их, 
смотря по твоей высшей цели. Ты должен был научиться понимать начало 
перспективы во всякой оценке - отклонение, искажение и кажущуюся телеологию 
горизонтов и все, что относится к перспективе, и даже частицу глупости в 
отношении к противоположным ценностям, и весь интеллектуальный ущерб, которым 
приходится расплачиваться за каждое "за" и каждое "против". Ты должен был 
научиться понимать необходимую несправедливость в каждом "за" и "против", 
несправедливость, неотрешимую от жизни, обусловленность самой жизни началом 
перспективы и его несправедливостью. Ты должен был прежде всего воочию видеть, 
где несправедливости больше всего: именно там, где жизнь развита меньше, мельче,
 беднее всего, где она всего более первобытна и все же вынуждена считать себя 
целью и мерой вещей и в угоду своему сохранению исподтишка, мелочно и неустанно 
подрывать и расшатывать все высшее, более великое и богатое, - ты должен был 
воочию увидеть проблему иерархии и как сила, и право, и широта перспективы 
одновременно растут вверх. Ты должен был..." - довольно, свободный ум знает 
отныне, какому "ты должен" он повиновался, и знает также, на что он теперь 
способен и что ему теперь - позволено...
7
Такого рода ответ дает себе свободный ум в отношении загадки разрыва и кончает 
тем, что, обобщая свой случай, он объясняет себе пережитое. "Что случилось со 
мной, - говорит он себе, - то должно случиться со всяким, в ком воплощается и 
"хочет явиться на свет" задача". Тайная сила и необходимость этой задачи будет 
властвовать над его судьбой и ее частными событиями, подобно неосознанной 
беременности, - задолго до того, как он уяснит самое эту задачу и узнает ее имя.
 Наше назначение распоряжается нами, даже когда мы еще не знаем его; будущее 
управляет нашим сегодняшним днем. Допустив, что именно проблему иерархии мы, 
свободные умы, можем назвать нашей проблемой, лишь теперь, в полдень нашей 
жизни, мы понимаем, в каких подготовлениях, обходных путях, испытаниях, 
искушениях, переодеваниях нуждалась эта проблема, прежде чем она могла встать 
перед нами, и что мы сначала должны были испытать душой и телом самые 
разнообразные и противоречивые бедствия и радости в качестве искателей 
приключений и путешественников вокруг того внутреннего мира, который зовется 
"человеком", в качестве измерителей каждого "выше", каждого "сверх иного", 
которое тоже зовется "человеком", - проникая повсюду почти без страха, не 
пренебрегая ничем, не теряя ничего, пробуя все, очищая и как бы отсеивая все 
случайное, - пока мы, свободные умы, не можем наконец сказать: "Здесь лежит 
новая проблема! Здесь длинная лестница, на ступенях которой мы сами сидели и по 
которой мы поднимались, - какими мы некогда сами были. Здесь есть высота и 
глубина, есть мир под нами, есть огромный длинный порядок и иерархия, которую 
мы видим; здесь - наша проблема!" - - 
8
- Ни одному психологу и толкователю знаков ни на мгновение не останется скрытым,
 к какому месту только что описанного развития принадлежит (или отнесена - ) 
предлагаемая книга. Но где есть теперь еще психологи? Наверное, во Франции; 
быть может, в России; но во всяком случае не в Германии. Нет недостатка в 
основаниях, по которым современные немцы могли бы даже хвастаться этим - 
довольно скверно для человека, который в этом отношении по природе и воспитанию 
не похож на немца! Эта немецкая книга, которая сумела найти себе читателей в 
широком круге стран и народов - она странствует уже около десяти лет - и 
которая, очевидно, не лишена какой-то музыки и звуков флейты, с помощью коих 
можно склонить к вниманию даже тугие уши иностранцев, - эта книга именно в