целесообразного, но также без сознательного намерения.
А если кому при дуновении такого миросозерцания повеет холодком на душу, тот, 
вероятно, несет в себе самом слишком мало огня; стоит лишь ему оглянуться, как 
он заметит болезни, которым потребны ледяные компрессы, и людей, которые 
настолько "слеплены" из пламени и духа, что они едва ли могут найти для себя 
где-либо достаточно холодный и режущий воздух. Больше: подобно тому как слишком 
серьезные личности и народы имеют потребность в легкомысленных вещах, - подобно 
тому как другие, слишком подвижные и возбудимые, по временам нуждаются для 
своего здоровья в гнетущем бремени, - так и мы, более духовные люди эпохи, 
которая явно все более объемлется пламенем, - не должны ли мы хвататься за все 
средства тушения и охлаждения, какие только существуют, для того чтобы остаться 
по крайней мере столь же постоянными, скромными и умеренными, каковыми мы были 
до сих пор, и, таким образом, когда-нибудь пригодиться для того, чтобы служить 
этой эпохе зеркалом и орудием самосознания? - 
39
Басня об интеллигибельной свободе. История чувств, с помощью которых мы делаем 
кого-либо ответственным, т. е. так называемых моральных чувств, протекает в 
следующих главных фазах. Сперва отдельные действия называют хорошими или 
дурными совершенно независимо от их мотивов, а исключительно в силу их полезных 
или вредных следствии. Но вскоре забывают о происхождении этих обозначений и 
мнят, что самим поступкам, без отношения к их следствиям, присуще качество 
"хороших" и "дурных"; это - та же ошибка, в силу которой язык обозначает камень,
 как твердый сам по себе, или дерево, как зеленое само по себе; то, что есть 
следствие, принимается за причину. Затем качество хорошего или дурного 
вкладывают в мотивы и сами действия рассматривают как нравственно 
неопределенные. Идут еще дальше и предикат добра или зла приписывают уже не 
отдельному мотиву, а всему существу человека, из которого произрастает мотив, 
как растение из почвы. Так поочередно человека делают ответственным сперва за 
результаты его действий, затем за его поступки, затем за его мотивы и, наконец, 
за его существо. Но в заключение обнаруживается, что и это существо не может 
быть ответственно, поскольку оно всецело есть необходимое следствие и 
произрастает из элементов и влияний прошедших и настоящих условий; что, 
следовательно, человек не ответствен ни за что - ни за свое существо, ни за 
свои мотивы, ни за свои поступки, ни за результаты своих действий. Таким 
образом познается, что история моральных чувств есть история заблуждения - 
заблуждения об ответственности, которое, в свою очередь, покоится на 
заблуждении о свободе воли. - Шопенгауэр, напротив, умозаключал следующим 
образом: так как известные поступки возбуждают недовольство ("сознание вины"), 
то должна существовать ответственность; ибо для этого недовольства не было бы 
никакого основания, если бы не только все человеческие действия совершались с 
необходимостью - как они совершаются фактически, а также и по мнению этого 
философа, - но если бы и сам человек в этой необходимости исчерпывал все свое 
существо, - что Шопенгауэр отрицает. Из факта этого недовольства Шопенгауэр 
считает возможным вывести свободу, которую человек каким-то образом должен был 
иметь, правда, не в отношении поступков, но в отношении своего существа - 
следовательно, свободу быть тем или иным, а не поступать так или иначе. Из esse,
 из сферы свободы и ответственности следует, по его мнению, operari, сфера 
строгой причинности, необходимости и безответственности. Хотя указанное 
недовольство, видимо, относится к operari - и постольку оно ошибочно, - но на 
самом деле оно относится к esse, которое есть деяние свободной воли, 
первопричина существования индивида: человек становится тем, чем он хочет стать,
 его воля предшествует его бытию. - Здесь совершается ошибка: из факта 
недовольства умозаключают к правомерности, к разумной допустимости этого 
недовольства; и, исходя из этой ошибки, Шопенгауэр приходит к своему 
фантастическому выводу о так называемой интеллигибельной свободе. Но 
недовольство после деяния совсем не должно быть разумным; и оно даже несомненно 
неразумно, ибо основано на ошибочном допущении, что действие именно не должно 
было последовать необходимо. Итак, вследствие того, что человек считает себя 
свободным, а не вследствие того, что он действительно свободен, он ощущает 
раскаяние и угрызения совести. - Кроме того, это недовольство есть нечто, от 
чего можно отучиться; у многих людей его и совсем нет в отношении действий, при 
которых многие другие люди его испытывают. Явление это весьма изменчивое, 
зависящее от развития нравов и культуры и, быть может, существует сравнительно 
лишь недавно в мировой истории. - Никто не ответствен за свои дела, никто не 
ответствен за свое существо; судить - значит быть несправедливым. Это сохраняет 
силу, даже когда личность судит сама себя. Указанное положение ясно, как 
солнечный свет, - и все же тут каждый предпочтет вернуться в тень и в неправду 
- из страха перед последствиями.
40
Сверх-зверь. Зверь в нас должен быть обманут; мораль есть вынужденная ложь, без 
которой он растерзал бы нас. Без заблуждений, которые лежат в основе моральных 
допущений, человек остался бы зверем. Теперь же он признал себя чем-то высшим и 
поставил над собой строгие законы. Поэтому он ненавидит более близкие к 
зверству ступени; этим объяснимо господствовавшее некогда презрение к рабу, как 
к недочеловеку, как к вещи. 
41
Неизменный характер. Что характер неизменен - это в строгом смысле слова 
неверно; напротив, это излюбленное утверждение означает лишь, что в течение 
краткой продолжительности жизни человека воздействующие мотивы не могут 
задевать достаточно глубоко, чтобы стереть запечатлевшиеся черты многих