Спинозизм упрекали в атеизме4; однако в этом учении совсем не содержится мир,
 все вещи в их совокупности; конечно, они являются, мы говорим об их наличном 
бытии, и наша жизнь проходит в рамках этого существования. Однако в философском 
смысле мир не имеет действительности, он не есть. Этим единичностям не 
приписывается действительность, они относятся к сфере конечного, которая в 
философском смысле не существует. 
   Противники спинозизма выдвигают против него следующее обвинение: если 
исходить, как утверждает эта философия, из того, что все есть единое, то, 
доведя это положение до его логического конца, мы придем к выводу о единстве 
добра и зла, об отсутствии различия между добром и злом и тем самым к отрицанию 
религии иообще. Поскольку нет различия между добром и илом, продолжают они, то 
не имеет и значения, добр ли человек или зол. Можно согласиться с тем. что 
различие между добром и злом снято в себе, т. е. в боге, в единой истинной 
   279 
   действительности. В боге нет зла, различие между добром и злом может быть 
лишь в том случае, если бог есть зло; однако нельзя согласиться с тем, что зло 
есть нечто утвердительное и что это утвердительное может быть в боге. Бог есть 
добро, и только добро; в этом всеедином, в этой субстанции нет различия между 
злом и добром; подобное различие появляется лишь вместе с различением вообще. 
   Бог есть всеединое, абсолютно у самого себя пребывающее, в субстанции нет 
различия. Различие между добром и злом появляется вместе с различением бога и 
мира, особенно бога и человека. Основным определением спинозизма в аспекте 
различения бога и человека является то, что целью, к которой должен стремиться 
человек, должен быть только бог. Для различенности, для человека законом должна 
быть, следовательно, любовь к богу; на эту любовь должны быть направлены все 
его помыслы; не на то, чтобы утвердить себя в своей различенности, настаивать 
на ней, а лишь на то, чтобы стремиться к богу. 
   Это — возвышеннейшая мораль, утверждающая ничтожность зла и призывающая 
человека не считаться с этим различением, с этой ничтожностью. Человек может 
отстаивать это различение, довести его до противоположности богу, в себе и для 
себя всеобщему, — тогда он зол. Однако он может также считать это различение 
ничтожным, полагать свою истину только в боге и направлять свои помыслы только 
на бога, — тогда человек добр. 
   В спинозизме в самом деле устанавливается различенность добра и зла — бога и 
человека, — однако к этому добавляется определение о ничтожности зла. В боге 
как таковом, в этом определении как субстанции, пет подобного различения; 
однако для человека отто есть, так же как есть и различение добра и зла. 
Обычная в полемике с философией поверхностность проявляется и в том, что 
говорят: философия есть система тождества. Совершенно верно, субстанция есть 
это единое тождество с собой, но таковым является и дух. В конечном итоге все 
есть тождество, единство с самим собой. Однако, когда говорят о философии 
тождества, 
   себе нечто очень конкретное, многообразное: я созерцаю, вижу, слышу и т. п. 
Все это есть «я», это осязание, видение. ">г,,I ir.iuio, более точный смысл 
нашего вопроса следующий: в соответствии с каким из этих определений содержание 
существует для нашего восприятия (Sinne)? Представление ли это, воля, фантазия, 
чувство (Ge-fiihl)? Где область, в которой упомянутое содержание, предмет, 
находится у себя? Какова почва этого содержания? 
   Если обратиться к обычным ответам на этот вопрос, то окажется, что бог есть 
в нас в качестве верующих, чувствующих, представляющих, знающих. Позже мы 
подробнее остановимся на этих наших формах, возможностях, сторонах, на чувстве, 
вере, представлении, особенно в упомянутом нами аспекте. Здесь мы не ищем 
какого-либо одного ответа, не исходим из опыта, наблюдения, что бог — в нашем 
чувстве и т. п. Мы опираемся прежде всего на то, что находится перед нашим 
взором,— это одно, всеобщее, эта полнота, которая есть равный самому себе-, 
прозрачный эфир. 
   Обратимся к этому одному, которое находится перед нами, и спросим: для какой 
пашей способности, деятельности нашего духа есть это одно, совершенно всеобщее? 
И тогда мы сможем назвать лишь одну, соответствующую нашему духу форму 
деятельности в качестве той сферы, где это содержание находится у себя, а 
именно мышление. 
   Лишь мышление есть сфера этого содержания, есть деятельность всеобщего, 
всеобщее в своей деятельности, в своих действиях; если же мы назовем это 
постижением всеобщего, в таком случае то, для чего существует всеобщее, всегда 
есть мышление. 
   Подобное всеобщее, которое может быть создано мышлением и есть для мышления, 
может быть совершенно абстрактным; тогда оно — безмерное, бесконечное, снятие 
всех пределов, особенностей: это, прежде всего негативное, всеобщее содержится 
только в мышлении. 
   Когда мы мыслим о боге, мы воспроизводим эти соображения, утверждая, что эти 
мысли возвышают нас над чувственным, внешним и единичным, что мы возносимся к 
чистому, единому с самим собой. Это возвышение есть выход на пределы 
чувственного п голого чувства, вступление в чистую сферу всеобщего, и эта сфера 
есть мышление. 
   276 
   Такова с субъективной точки зрения почва для этого ржания. Содержание есть 
это абсолютно нерасторжимое, непрерывное, пребывающее у самого себя, всеобщее, 
л мышление есть то, для чего существует это всеобщее. 
   Таким образом, мы опрели различение между мышлением и всеобщим, которое мы 
сначала назвали богом; это есть различение, порожденное вначале только нашей