последнем пробудилось благодетельное чувство. Чтобы и то и Другое получили 
правильное направление, для религии, объект которой так велик и так возвышен, 
тем более важно, что оба могут выбрать себе слишком легкий для них путь или 
ввести себя в заблуждение, так что или сердце соблазнится ложными 
представлениями и своим собственным удобством, привяжется к внешним вещам или 
найдет пищу в низменных, мнимо смиренных чувствах, надеясь тем самым служить 
богу, или фантазия свяжет как причину и действие вещи, следование которых друг 
за другом является чисто случайным, и будет надеяться на свое исключительное 
воздействие на природу. Человек есть столь многосторонняя вещь, что из него 
можно делать все; у столь разнообразно переплетенной ткани его чувств так много 
разных концов, что можно цепляться за разные – не за один, так за другой. 
Поэтому он способен на безрассуднейшие суеверия, на величайшее иерархическое и 
политическое рабство; задача сплести прекрасные нити природы в одну благородную 
тесьму должна быть по преимуществу делом народной религии.
      Народная религия отличается от частной религии главным образом тем, что 
цель ее, поскольку она сильно действует на воображение и сердце, вообще вдыхает 
в душу силу и энтузиазм – дух, без которого немыслима великая, возвышенная 
добродетель. Совершенствование каждого отдельного человека в соответствии с его 
характером, наставление в случае столкновения разных обязанностей, особые 
средства поощрения добродетели, утешение и ободрение каждого отдельного в 
страданиях его и в несчастных случаях – воспитание всего этого должно быть 
предоставлено частной религии, а что она не подходит для роли публичной 
народной религии, явствует из следующего:
      a) (Необходимо) наставление в случае столкновения разных обязанностей, а 
последние столь разнообразны, что я, в силу этого, могу разобраться в них, 
чтобы удовлетворить свою совесть, или только прибегая к совету рассудительных и 
опытных людей, или посредством убеждения, что долг и добродетель суть высший 
принцип, убеждения, которое уже прежде сделалось способным утвердиться во мне и 
стать максимой моих действий благодаря публичной религии; общественное обучение,
 как и обучение морали (о чем см. выше), слишком сухо, да и оно, как и мораль, 
не в силах сделать так, чтобы душа в момент действия определялась чисто 
казуистическими правилами; иначе это порождало бы вечную педантичность, которая 
совершенно противоположна решительности и силе, требующимся для добродетели.
      b) Если добродетель появляется не в результате учения и болтовни, а как 
растение, которое – хотя и при надлежащем уходе – развивается все же благодаря 
своему внутреннему побуждению и своей силе, то различные искусства, которые 
будто бы выдуманы, чтобы выращивать добродетель, словно в теплице, и где будто 
бы нет недостатков, вредят человеку больше, чем когда его оставляют в запущении.
 Публичное обучение религии в силу своей природы приводит не только к тому, что 
рассудок просвещается относительно идеи бога и нашего отношения к нему, но 
также и к тому, что все прочие обязанности пытаются вывести из обязательств, 
которые мы имеем «перед» богом, и тем самым пытаются сделать их для нас более 
убедительными, представить их как более обязательные. Однако такое выведение 
содержит чтото неестественное, чтото весьма натянутое; этосоединение, где 
лишь рассудок усматривает взаимосвязь, которая часто очень искусственна и по 
крайней мере обыкновенному человеческому смыслу не делается ясной, и обычно, 
чем больше мотивов приводят в пользу долга, тем равнодушнее становятся к нему.
      с) Единственное истинное утешение в страдании (для боли нет утешения – ей 
может противостоять только сила души) есть надежда на божественное провидение, 
все остальное есть пустая болтовня, которая отскакивает от сердца.
      Какой должна быть народная религия? (Народная религия взята здесь 
объективно):
      a) с учетом объективных догматов,
      b) с учетом церемонии.
      А. 1. Ее догматы должны быть основаны на всеобщем разуме.
      2. Фантазия, сердце и чувственность должны уходить от нее не с пустыми 
руками.
      3. Она должна быть таковой, чтобы с ней были соединены все потребности 
жизни – публичные государственные действия.
      В. Чего она должна избегать?
      Фетишистских верований, к которым зачастую относится, особенно в наш 
многословный век, и то, что посредством тирад о просвещении и т. п. думают 
удовлетворить требования разума, когда происходит вечная склока вокруг 
догматических учений, и при этом мало что улучшается в себе и в других.
      
1
      
      Догматы, даже если их авторитет покоится на божественном откровении, 
обязательно должны быть такими, чтобы они, собственно, были утверждены всеобщим 
разумом людей, чтобы их обязательность сразу же усматривал и чувствовал любой 
человек, как только он обратит на них свое внимание; так как, помимо того что 
такие догматы, которые или указывают нам особое средство достигнуть 
божественного расположения, или же обещают нам приобретение какихто особых, 
более высоких, более подробных объяснений относительно недостижимых предметов 
(и именно в качестве цели разума, а не просто фантазии), – помимо того что рано 
или поздно они становятся предметом нападок мыслящих людей и предметом споров 
(причем практический интерес всегда утрачивается или же вследствие спора 
устанавливается точный – нетерпимый – символ), они, несомненно, никогда – ибо 
их связь с истинными нуждами и требованиями разума всегда остается 
неестественной, когда все же эта связь в силу привычки становится совсем