их вопросы, то я, очевидно, не мог бы знать этого так определенно, как я знаю, 
что китайцы понимают те же истины, что и я. Поэтому разум, вопрошаемый нами, 
когда мы сосредоточиваемся в себе, есть всеобщий разум. Я сказал, 
сосредоточиваемся, так как я разумею не разум, которому следует страстный 
человек. Когда кто-либо предпочитает жизнь своей лошади жизни кучера, то, 
конечно, он имеет к тому основания, но это лишь особенные основания, от которых 
всякий разумный человек отворачивается с ужасом и которые в действительности 
неразумны, так как  противоречат высшему или всеобщему разуму, который люди 
вопрошают,
Я уверен, что идеи вещей неизменны, а вечные истины и законы необходимы; 
невозможно, чтобы они были иными, чем есть. Но я не нахожу в себе ничего 
неизменного и необходимого, я не могу существовать или быть не таким, каков я 
на самом деле; существуют умы, не похожие на мой; однако я уверен, что нет умов,
 познающих другие законы и истины, чем я; ибо всякий ум необходимо признает, 
что дважды два - четыре и что мы должны предпочитать своего друга своей собаке. 
Отсюда необходимо заключить, что разум, вопрошаемый всеми умами, вечен и 
необходим.
Далее, очевидно, что именно этот разум бесконечен. Ум человека ясно познает, 
что существует и возможно бесконечное число интеллигибельных треугольников, 
четырех- и пятиугольников и других подобных фигур. Он не только познает то, что 
у него никогда не будет недостатка в идеях фигур и что он всегда может 
открывать ещё новые, даже если бы он целую вечность занимался этого рода идеями,
 но он и воспринимает также бесконечное в протяжении, ибо он не может 
сомневаться, что его идея пространства неизмерима. Впрочем, бесконечное 
Мальбранш понимает обычно, да и здесь, как видно на примере иррациональной 
величины, в крайне нефилософском смысле простой безграничности. Но в отношении 
к тому, что он хочет этим доказать, совершенно безразлично, как понимается и 
определяется бесконечное. Разумеется, дух конечен, но бесконечен должен быть 
разум, который он вопрошает. Ибо он ясно созерцает бесконечное в этом высшем 
разуме, хотя он его не понимает и не может исчерпать разум; на каждый из его 
вопросов о чем бы то ни было он имеет готовый ответ.
Но если правда, что разум, в котором участвуют все люди вообще, вечен и 
необходим, то достоверно, что он не отличается от разума самого бога, ибо 
только всеобщее и бесконечное существо содержит в себе самом всеобщий и 
бесконечный разум. Все сотворенные существа особенные, так что всеобщий разум 
не создан. Ничто сотворенное не бесконечно, так что бесконечный разум не 
сотворен. Но разум, который мы вопрошаем, не только всеобщ и бесконечен, он 
также и необходим и независим, мы считаем его даже в известном смысле более 
независимым, чем самого бога, ибо бог может действовать только сообразно этому 
разуму, он в известном смысле зависит от него, он должен его спрашивать и 
следовать ему. Но бог вопрошает лишь себя самого, он ни от чего не зависит. 
Таким образом, всеобщий разум не отличается от самого бога, он имеет с ним 
одинаковую вечность и существенность.

§ 78. Бог - принцип и истинный объект воли
Как бог есть принцип всякого познания в духе, так он является также принципом 
всякого движения и деятельности, принципом воли и склонностей.
Как духи ничего не могут познать, если их не просвещает бог, ничего не 
чувствуют, если бог не определяет их, так они не могут ничего хотеть, если бог 
не пробуждает в них влечения к добру вообще, то есть к богу. Правда, они могут 
дать этому движению, или влечению, другое направление, именно направление к 
другим объектам, чем к богу, но эту возможность нельзя назвать положительной 
способностью. Ибо если возможность грешить есть способность, то её не имеет 
всемогущий. Если бы люди сами по себе владели способностью любить добро, то 
можно было бы приписать им известную власть; но люди могут любить лишь потому, 
что бог хочет этого, и воля его безошибочно претворяется в действие. Они могут 
любить лишь потому, что бог непрерывно пробуждает в них стремление к всеобщему 
благу, то есть к себе, ибо так как бог творит их ради себя, то он и сохраняет 
их, только привлекая к себе или сообщая им импульс любить себя.
Воля не что иное, как естественное стремление к неопределенному и всеобщему 
благу и свобода или сила нашего духа направлять всякое стремление на объекты, 
которые нам нравятся, и, таким образом, определять прежде неопределенные 
наклонности нашей природы в направлении к какому-либо особенному благу. Поэтому 
хотя то, что мы хотим, то есть вообще стремимся к благу и склоняемся к нему, 
является необходимостью, но то, что мы хотим того или иного, определяем себя к 
этому особенному благу, является нашей свободой, ибо бог непрестанно побуждает 
нас посредством непреодолимого впечатления любить добро вообще. Правда, бог 
представляет нам также идею особенного блага или пробуждает в нас чувство к 
нему, ибо только он просвещает нас; и окружающие нас тела не могут действовать 
на нас; и мы сами не являемся нашим блаженством или нашим светом. Поэтому бог 
побуждает нас также к особенному благу, поскольку он вызывает в нас 
представление о нем, ибо бог возбуждает в нас тягу ко всему доброму. Но бог не 
побуждает нас необходимо или непреодолимо любить это благо. От нашей свободы 
зависит, хотим ли мы остановиться на этом особенном благе или идти дальше. Ибо 
мы имеем способность думать о всех вещах, так как наша естественная любовь к 
добру обнимает вообще все блага, о которых мы можем думать; и мы во всякое 
время можем думать о всех вещах, так как мы соединены с тем, кто содержит в 
себе все вещи. Поэтому мы имеем в себе принцип самоопределения, который всегда 
свободен в отношении особенных благ. Ибо так как мы испытываем и можем 
сравнивать их с нашей идеей о высшем благе или с другими особенными благами, то