платонизм  или спиритуализм вообще, картезианства, фихтеанства, гегельянства. 
Декарт говорит сам в своем ответе на возражение Гассенди: "Так как я 
воспринимаю, что я мыслящая субстанция, и образую ясное и отчетливое понятие об 
этой мыслящей субстанции, не содержащее ничего относящегося к телесной 
субстанции, то я имею достаточное основание утверждать, что я, поскольку я себя 
знаю, не что иное, как мыслящая сущность". Но как мало знает себя человек! По 
крайней мере пока он за божественной сущностью забывает свою собственную, за 
духом тело, за своими мыслями и фантазиями действительность. Каким же образом я 
могу быть уверен, что я, которого я не знаю, тождественно с известным мне? Не 
являюсь ли я бессознательно чем-то иным, чем я сознаю себя? Но как же я прихожу 
к тому, что находится за моим сознанием? Нет ли средства привнести в сознание 
это неизвестное, лежащее за сознанием? Да, но это не мышление, по крайней мере 
не отвлеченное; последнее говорит мне только: я не что иное, как мыслящее 
существо. Чувство, ощущение неопровержимо доказывают мне, что я материальное, 
чувственное существо, тесно связанное с моим телом. Это единство, или связь 
мыслящей и телесной сущности, однако, простирается в философии Декарта лишь на 
воображение и чувство; мышление, как таковое, понятие, интеллект или рассудок 
остается и действует отдельно и независимо от мозга. Эта независимость его 
доказывается или выводится главным образом или напоследок только из понятия 
рассудка, самого мышления, ибо во всех других понятиях, как, например, 
математических, участие воображения явно или по крайней мере неопровержимо; но 
"о мыслящей субстанции, о духе нельзя составить себе никакого образа, никакого 
представления", дух можно понять и объяснить только через него самого, мышление 
- лишь через мышление. Философия Декарта действительно сделала шаг вперед в том 
отношении, что, тогда как дух представлялся вообще невидимой, нематериальной, 
призрачной сущностью, но в то же время подобной видимому человеку или телу, 
протяженной посредством тела, она полагала сущность духа в акте сознания, 
мышления. Я мыслю, voila tout вот и все; и акт мышления не таков, как другие 
акты вроде рождения, еды и питья, вкуса и обоняния, слуха и зрения; это акт, 
отличный от всех этих актов, которыми мы ограничиваем сущность чувственного, 
несравнимый с ними, оригинальный, постигаемый лишь через себя самого. Но когда 
вслед за тем Декарт снова представляет этот акт в виде самостоятельного 
существа, причисляя его к роду, отличному от рода чувственных существ, то он 
доказывает этим, что он сам стоит ещё на почве фантастического спиритуализма, 
ибо понятие вещи или существа субстанции предполагает необходимо (так как оно 
отвлечено лишь от восприятия) образ чувственной субстанции, что ясно уже из 
того, что Декарт применяет понятие сущности к протяжению так же, как и к 
мышлению. Поэтому автор путешествия по миру Декарта справедливо замечает, когда 
ему являются духи двух картезианцев, отделившиеся от тел: "Я несколько дней 
тому назад читал у Декарта, что сущность души состоит в том, что она мыслящая 
субстанция, то есть без формы, без протяжения, без цвета. Но как это 
согласуется с тем, что я теперь вижу? Вы утверждаете, что вы простые духи, 
однако я воспринимаю в вас различные цвета, вижу вас в человеческом образе, 
вижу, что вы подобно мне протяженные существа. Ради бога, разрешите мне это 
противоречие!" Также справедливо теософ Эттингер в избранных сочинениях 
Сведенборга (V, 242), цитированных выше по поводу Якова Бёме, возражает против 
идеалистического объяснения мышления с помощью простой мыслящей сущности: "Все 
идеалисты говорят, что материалистом является всякий утверждающий, что материя 
может мыслить. Но мышление принадлежит существу, которого до сих пор не поняли 
ни physici физики, ни metaphysici метафизики. М. ле Ка называет его амфибией, 
субстанцией, средней между телом и душой" (конечно, фантастическое 
определение!). "Ни одна субстанция не может мыслить врожденной внутренней силой 
simplicite простоты, но мышление, размышление, выявление себя самого имеет 
связь с ineningibus веществами и membranis оболочками мозга, с aequilibrio 
solidorum et fluidorum равновесием твердых и жидких веществ в теле и со всем 
обращением крови. Magna vis sanguinis ad intelligentiam велика сила крови для 
разума, говорит Гиппократ". Следует привести также правильное мнение 
неизвестной сочинительницы книги, написанной в духе каббалистической философии, 
против Декарта, Гоббса и Спинозы "Principia philosophiae antiquissimae et 
recentissimae etc.". AmsteL, 1690 "Принципы древнейшей и новейшей философии и 
пр.". Амстердам, 1690. В качестве издателя или, вернее, собственно автора этого 
в высшей степени редкого сочинения, полное заглавие которого "Opiiscula philos.,
 quibus continentur "Princip. phil. ant. et тес" ас "Philosophia vulgaris 
refutata" "Философские статьи, к которым относятся "Принципы древней и новой 
философии" и "Опровержение вульгарной философии" в "Vogtii catalogus librorum 
rariorum" Каталоге редких книг Фогта, указывается на странице. 505 ван 
Гельмонт45, а Лейбниц "считает таковым графиню Конновей. Против Декартова 
отделения духа от тела (стр. 110-116):
"Если дух существенно отличен от тела, зачем нуждается он в таком 
организованном теле? К чему, например, для зрения столь чудесно организованный 
и устроенный телесный глаз? К чему телесный свет, чтобы видеть телесные 
предметы? Если он сплошь только дух, вовсе не телесен, почему же он нуждается в 
таких разнообразных телесных органах, не имеющих ничего общего с его сущностью? 
Далее, почему дух или душа так страдает при телесных болях? Если она не имеет в 
себе ничего телесного, почему же душа, будучи совершенно иной природы, так 
больно поражается телесной раной? Поистине неразрешимые вопросы, если не 
принять, что душа имеет одну и ту же сущность с телом, хотя она в отношении 
жизненности и духовности стоит многими степенями выше тела".
Но философия Декарта представляет ещё другое в высшей степени важное достижение 
в истории человеческого духа, которое следует признать без оговорок. Если