действительно отличен от тела и могу существовать без него, так как, с одной 
стороны, имею ясное Я отчетливое понятие о себе самом как мыслящей, 
непротяженной сущности, а с другой стороны, ясное понятие о теле, поскольку оно 
есть протяженное, немыслящее существо. Поэтому наш дух не имеет ни цвета, ни 
запаха, ни вкуса, ни чего-либо иного относящегося к телу; поэтому его нельзя 
воспринять чувственным представлением или составить себе его образ, ибо душа, 
или дух, воспринимает себя лишь чистым интеллектом. Однако дух не непонятен; 
напротив, так как мы все понимаем через него, то он более понятен, чем все вещи.
 Да, дух познаваем скорее и достовернее, чем какая-либо телесная вещь, ибо мы 
уже восприняли его, а в существовании чего-либо иного мы ещё сомневаемся. Он 
есть самое достоверное, самое ясное в мире, самое известное. Но это 
обнаруживается в следующем: чем более атрибутов субстанции мы познаем, тем 
совершеннее мы понимаем её природу; и как мы, например, в воске можем различать 
разные атрибуты, твердость, белизну и так далее, точно так же мы можем 
различать многое в духе: во-первых, свойство или Силу познавать белизну, затем 
способность познавать твердость и так далее. Но отсюда следует, что ни в одной 
вещи нельзя познать столько атрибутов, как в нашем духе; ибо, сколько бы мы ни 
познавали их в каком-либо другом предмете, столько же можно их насчитать и в 
нашем духе, ибо он познает их; и потому его природа самая известная. Ибо и 
осязание и зрение суть определения, атрибуты духа. Здесь не идет речь о наших 
ощущениях с помощью органов (то есть об ощущениях, поскольку они, будучи 
направлены на чувственные объекты, выражают их определения, утверждают 
чувственное в отличие от меня), но о сознании ощущения, то есть о чувстве, 
поскольку оно едино с мышлением, с самодостоверностью, с моим отношением к себе 
самому. В результате отвлечения духа от чувственного оказывается далее, что о 
чисто духовных объектах нет собственно воспоминания, так как они одинаково 
хорошо мыслимы в первый раз, когда они появляются, как и во второй, и что 
мыслящая сущность для выполнения своей деятельности не нуждается ни в каком 
другом объекте, даже если она Может распространить её на материальные вещи, 
когда она испытывает их.

§ 59. Истинный смысл и содержание философии духа Декарта
Но что такое этот дух у Декарта, который, чтобы убедиться в своем существовании,
 должен лишь мыслить, сущность которого, когда и поскольку он мыслит, состоит 
единственно в мышлении? Существует ли действительно такой способный отделиться 
от тела и всего чувственного и отделенный от них, такой отвлеченный дух? 
Является ли этот дух простой субъективной абстракцией  Декарта  или  объективно 
 реальной абстракцией? Дух, как его понимал Декарт, имеет соответственное 
выражение, обозначающее его всего определеннее, и свою действительность в том, 
что называется Я, или самостью. Дух, поскольку он отделяет себя от всего 
телесного, исключает его от себя как чужое (rem alienam), не принадлежащее ему, 
не тождественное с ним, и в этом отделении и различении имеет свое 
положительное определение, он существует, лишь поскольку и когда он мыслит, то 
есть сущность его состоит лишь в мышлении, а именно в том значении, какое оно 
имеет у Декарта, в значении одного лишь создания, самодостоверности, как 
отношения к себе, отличающего себя от тела; он есть не что иное, как Я, или 
самость, или дух, поскольку он есть Я, или самость; и всякий человек, особенно 
образованный, воспринимает себя бессознательно в этом отделении от телесного и 
чувственного как дух, точнее, как самость, или Я, будет ли он проводить это 
различие религиозно, практически или философски. Поэтому, как достоверно 
существует самость, так же достоверно для Декарта дух имеет существование. 
Конечно, в действительности самость всегда бывает определенной, различной, в 
разнообразных связях; но задача философа состоит именно в выделении предмета, 
как такового, ибо лишь таким образом проявляется его истинная действительность, 
истинная сущность. Сам Декарт говорит: "Это настоящая причина, в силу которой 
те, кто, философствуя, не сохранили правильного пути, пришли к другому 
пониманию (именно иному, чем Декарт, когда он утверждает, что дух достовернее и 
известнее тела). Они не делают достаточно резкого различия между духом и телом. 
Хотя и они считают существование своего Я достовернее всех других вещей, однако 
они не заметили, что в цепи их доказательств под их Я можно разуметь лишь их 
дух".
Положение "я мыслю, я сомневаюсь, следовательно, я существую" в истинном 
понимании Декарта выражает не что иное, как сущность духа, самый дух во всем 
объеме или понятие и определение духа. Но вследствие ухода от здравых 
философских мыслей к популярным представлениям и нестрогого согласования идей 
Декарт отделяет сомнение как преходящее средство познания от положительного 
определения духа или по крайней мере не показывает в своем изложении, как 
мышление, в котором он, покинув точку зрения сомнения и занявшись 
положительными определениями духа и других объектов, полагает сущность духа, 
относится к тому мышлению, с которого он начинает, не показывает, что оно не 
отличается от сомнения. Поэтому сомнение оказывается лишь точкой зрения, 
принятой для познания субъекта, как нечто внешнее выведенному из него принципу, 
которое не оказывает влияния на дальнейшее определение и познание духа. Итак, 
чтобы не повторять уже ранее сказанного, если в строгом порядке сопоставить 
рассеянные мысли Декарта, точно взвесив все, то окажется, что сомнение есть 
объективный имманентный генезис духа. Для того чтобы прийти к истинному понятию 
духа в смысле Декарта, надо держаться начала, воспользоваться путем сомнения и 
не отделять его от положительного определения духа, так что в положении "я 
мыслю, следовательно, я существую" содержится сущность и понятие самого духа. 
Декарт отличает дух от тела и говорит, что он отличен от последнего всей своей