или мир, не образ бога, как говорили древние, а его произведение; человек же 
не образ мира, как говорили также древние, но образ бога. Как же может Бэкон в 
качестве христианина думать, что образ божий должен открыть шлюзы мирских 
чувств и погрузиться в грязь безбожной материи? Разве это не значит ставить 
свечу под сосуд? Разве это согласуется с учениями и заветами христианства? Нет, 
это противоречит христианству. В области физики, естествознания Бэкон отвергает 
истинность и действенность христианства. Ничто не отвлекало человечество от 
природы более христианства, ничто не вызывало больше настроений и предрассудков 
или не питало те из них, которые Бэкон объявляет величайшими препятствиями к 
изучению природы, чем христианство. Поэтому, устраняя эти препятствия, он 
косвенно устраняет само христианство. Но конечно, только как физик, как 
реформатор естественных наук, ибо вне её, и рядом с ней он христианин, comme il 
faut как полагается.



ТОМАС ГОББС
§ 24. Переход от Бэкона к Гоббсу
Благодаря опыту, восхваляемому Бэконом как истинный путь к познанию, восприятию 
чувственной действительности, стало целью и существенным объектом духа то, что 
мы вообще называем материальным, чувственным или являющимся в полной 
противоположности к внутренней религиозной и метафизической жизни средних веков,
 когда дух по ту сторону природы и настоящей, чувственной действительности был 
погружен, с одной стороны, в созерцание божественной сущности, как в мистицизме,
 а с другой - в исследование отвлеченных определений сущности вообще, как в 
схоластической метафизике. Дух, бывающий лишь тем и в таком виде, чем и каковым 
является его объект, стал теперь сам чувственным и материальным. Как человек, 
выйдя из школы, где он был отгорожен от жизни властью строгих правил и законов, 
теперь, сознавая и чувствуя свою самостоятельность, с головой бросается в жизнь,
 так и человеческий дух, покинув гимназию средних веков, освободившись от 
дисциплины церкви и формальной сущности старой метафизики, вступив в 
университет нового времени, лишенный всего недосягаемого и сверхчувственного, 
как бы охваченный угаром чувственности, окунулся в материализм и лишился
самого себя.
Это опустошение духа обнаруживается прежде всего в форме системы эмпиризма и 
материализма Гоббса, который хотел невозможного, а именно выразить и утвердить 
эмпирию как философию, но, несмотря ни на что, является, бесспорно, одним из 
самых интересных и остроумных материалистов нового времени. Во всяком случае 
является противоречием выдавать эмпирию, по крайней мере грубую, необразованную,
 несовершенную эмпирию, за философию. "Но разве эмпирия завершена, не переходит 
ли она в бесконечность?" Но, спрашиваю я также, разве философия завершена? Для 
себя, конечно, философ завершен, его определения являются для него абсолютными, 
адекватными, последними, просто необходимыми и всеобщими; но таковы ли они и 
для других, для потомков? Вовсе нет;: "абсолютное знание." всякой философии 
оказывается со временем конечным знанием, всеобщее - частным, абсолютно 
необходимое - лишь временным, исторически необходимым. И философия будет 
переходить в бесконечность, пока существует эмпирический переход в 
бесконечность, то есть пока времена следуют за временами, люди - за людьми. 
Поэтому упреки спекулятивной философии эмпиризму касаются её самой. Впрочем, 
Гоббсов и вообще современный эмпиризм является отнюдь не абсолютным, но 
конечным, ограниченным эмпиризмом, ибо он везде обращает определенные явления в 
абсолютную сущность. Так Гоббс делает исчисление сущностью мышления, роль 
человека в гражданской войне - первоначальной сущностью человека. В гл. 13 
"Левиафана" он сам приводит гражданскую войну как пример естественного 
состояния человека (1847). Как философия или, правильнее, материализм Гоббса не 
имеет своим содержанием и объектом ничего первоначального, безусловного и 
абсолютного, ничего само себя определяющего и движущего, так и философия его, 
или система (если только эти слова применимы к Гоббсу), не есть система, а 
мыслящая машина; его мышление - чистый механизм, столь же внешне и столь же 
слабо связанный, как машина, коей части, несмотря на их связь, остаются неживым 
разнородным соединением, лишенным единства. Это мышление столь же скучно, 
однообразно, сухо, как механическая операция, столь же индифферентно и слепо, 
как случай, или внешняя, механическая необходимость; оно равнодушно к 
различному специфическому содержанию вещей, нивелирует все, то есть, не 
различая и даже отрицая всякое различие, простирает на все объекты определенные 
законы или категории, имеющие силу лишь внутри ограниченной, подчиненной сферы 
определенных объектов, законы конечного или внешнего механизма. Поэтому 
логическое понятие, господствующее над эмпиризмом или материализмом Гоббса, как 
и позднейших эмпириков, так как оно представляет отрицание всего 
субстанциального и безусловного, есть единственно понятие относительности или 
условности. Ибо сам дух в нем не первоначальное, начинающееся с себя самого, 
первое, но просто положенное и обусловленное; все его познания и понятия 
возникают из образов и представлений чувств, а последние суть действия движений 
между органами и воздействующими объектами; само движение последних обусловлено 
другим, которое в свою очередь зависит от третьего и так далее до бесконечности,
 ибо в понятие механического движения входит не понятие первоначальности, 
самостоятельного начала, но понятие условности. Дух, говорит Гоббс в	своих 
возражениях Декарту, не
что иное, как движение в	известных частях органического тела. Поэтому эмпиризм 
не имеет ни начала, ни середины, ни конца, то есть вообще не имеет принципа,