в особенности веры в Библию как божественное откровение.
      «В св. писании не следует предполагать противоречий» (Петр Ломб., Lib. II,
 dist. II, гл. I). Подобные же мысли встречаются у отцов церкви и у 
реформаторов, так, например, у Лютера. Следует ещё заметить, что ареной для 
софистики католические иезуиты избрали главным образом мораль, а протестантские 
иезуиты, не составляющие, насколько мне известно, формально организованной 
корпорации, обратились преимущественно к Библии и экзегетике.
      Истина, абсолютная истина дана объективно в Библии, субъективно – в вере, 
так как к тому, что говорит сам бог, я могу относиться только с верой, 
преданностью и послушанием. Рассудок, разум играет здесь только формальную, 
подчиненную роль; он занимает ложное, противоречащее его сущности положение. 
Разум сам по себе является здесь равнодушным к истине, к различению между 
правдой и ложью; он не имеет критерия в себе; что стоит в откровении, то и есть 
истина, даже если оно прямо противоречит рассудку; он отдан во власть 
случайностям самой дурной эмпирии. Я должен верить во все, что только нахожу в 
божественном откровении, и мой рассудок в случае надобности должен защищать 
его; рассудок есть преданное могу существо, он должен принимать за истину все 
без различия – различение было бы сомнением, было бы преступлением. 
Следовательно, ему остается только случайное, безразличное, то есть лживое, 
софистическое, хитрое мышление
      – мышление, опирающееся исключительно на всякие необоснованные, 
двусмысленные определения, на всякие постыдные уловки и увертки. Но, по мере 
того как человек перестает считаться с откровением, по мере того как рассудок 
становится самостоятельнее, противоречие между рассудком и верой в откровение 
выступает все резче. В наше время верующий может защищать святость и 
божественность откровения только в сознательном противоречии с самим собой, с 
истиной, с рассудком, только ценой наглого произвола и бесстыдной лжи, только 
ценой хулы против духа святого.
      
Глава двадцать третья
Противоречие в существе божием вообще
      
      Понятие бога есть высший принцип, центральный пункт христианской 
софистики. Бог есть человеческое существо, и в то же время он должен быть 
другим, сверхчеловеческим, существом. Бог есть всеобщее, чистое существо, идея 
безусловного существа, и в то же время он должен быть личным, индивидуальным 
существом. Или: «Бог есть лицо, и в то же время он должен быть богом, всеобщим, 
то есть не личным существом. Бог существует; его существование достоверно, 
более достоверно, чем наше собственное; ему присуще особое, отличное от нас и 
вещей, то есть индивидуальное, бытие, но при этом его бытие должно быть 
духовным, то есть не заключать в себе осязаемых особых свойств. В слове 
„должен“ всегда отрицается то, что утверждается в слове есть». Основное понятие 
является противоречием, прикрытым софизмами. Бог, о нас не пекущийся, не 
внемлющий нашим молитвам, нас не замечающий, нас не любящий, не есть бог; 
следовательно, существенным свойством бога является человечность; но, с другой 
стороны, говорят: бог, не существующий для себя, вне человека, над человеком, 
как другое существо, есть призрак; значит, существенное свойство бога есть его 
нечеловечность, сверхчеловечность. Бог, не похожий на нас, не обладающий, 
подобно субстанции Спинозы, ни сознанием, ни разумением, то есть лишенный 
личного рассудка, личного сознания, не есть бог. Главное условие божества есть 
существенное тождество с нами; понятие божества ставится в зависимость от 
понятия личности, сознания, как наивысшего, что мы можем мыслить. Но наряду с 
этим бог, существенно не отличающийся от нас, не признается богом.
      Характерной чертой религии является непосредственное, непроизвольное, 
бессознательное созерцание человеческой сущности в качестве другого существа. 
Но как только это объективно созерцаемое существо становится предметом 
рефлексии, богословия, оно превращается в неисчерпаемый источник лжи, обмана, 
заблуждений, противоречий и софизмов.
      Особенно характерную уловку и выгоду христианской софистики составляет 
непознаваемость и непостижимость существа божия. Но тайна этой непостижимости, 
как мы сейчас увидим, заключается в том, что определенное, естественное 
качество обращается в неопределенное и неестественное, и тем самым создается 
видимость, иллюзия, будто существо божье отличается от человеческого и поэтому 
является непостижимым.
      В первоначальном смысле религии непостижимость бога имеет лишь значение 
приподнятого выражения. При виде какогонибудь необычайного явления мы нередко 
восклицаем: это непостижимо, это выше моего понимания! хотя позднее, когда мы 
приходим в себя, мы признаем, что предмет нашего удивления вполне понятен. 
Религиозная непостижимость не есть бездушное положение, обусловленное 
ограниченностью рассудка; это – просто патетическое выражение впечатления, 
произведённого фантазией на чувство. Фантазия есть основной орган и сущность 
религии. В первоначальном смысле религии между богом и человеком существовало, 
с одной стороны, лишь различие в отношении бытия, поскольку бог 
противополагается человеку в качестве самостоятельного существа, а с другой 
стороны – различие количественное, то есть различие по объему фантазии, так как 
различие фантазии бывает только количественное. Бесконечность бога в религии 
есть количественная бесконечность; бог обладает всем, чем обладает человек, но 
в бесконечно большем масштабе. Сущность бога есть объективированная сущность 
фантазии. Бог есть чувственное существо, но свободное от границ чувственности – 
неограниченное чувственное существо. А что такое фантазия? Безграничная,