разнообразен, но каждый из них является посвоему священным, божественным, 
радостным». «Если ты хочешь видеть небесный божественный блеск и величие, если 
ты хочешь знать, каковы растения, веселие или радость на небе, то посмотри 
внимательно вокруг себя, постарайся разглядеть земные плоды и растения: деревья,
 кусты, траву, корни, цветы, масла, тина, злаки, одним словом – все, что 
доступно твоему исследованию. Во всем этом отражается небесное великолепие».
      Краткое извлечение из Якова Бёме. Амстердам, 1718, стр. 58. Следующие 
места находятся на страницах 480, 338, 340, 323.
      Яков Бёме не мог удовольствоваться деспотическим «да будет!» в качестве 
объяснения природы; он слишком понимал и любил природу. Поэтому он пытался дать 
природе естественное объяснение и нашел его только в качествах самой природы, 
которые производили глубокое впечатление на его душу. Яков Бёме – и в этом 
заключается его существенное значение – мистический натурфилософ, теософический 
вулканист и нептунист, так как, по его мнению, все вещи первоначально возникли 
из огня и воды. Природа очаровала религиозную душу Якова Бёме – недаром блеск 
оловянной посуды напоминал ему о мистическом свете. Но религиозная душа 
замыкается в себе самой; у нее нет ни силы, ни мужества проникнуть в 
действительность вещей; она созерцает все глазами религии, она созерцает все в 
боге, то есть в чарующем, ослепляющем душу блеске воображения, представляет 
себе все в образе и как образ. Природа вселяла в душу Бёме противоречие, и он 
должен был усмотреть это противоречие в самом боге, так как иначе предположение 
двух самостоятельно существующих, противоположных первопричин растерзало бы его 
религиозную душу: он должен был различать в самом боге кроткое, благодетельное 
и суровое, карающее существо. Все огненное, горькое, жесткое, ограничивающее, 
мрачное, холодное исходит из божественной жестокости, гнева, безразличия и 
суровости; все кроткое, блестящее, согревающее, мягкое, нежное, податливое 
исходит из кроткого, мягкого, светлого качества в боге. Одним словом, небо так 
же богато, как и земля; все, что мы видим на земле, есть и на небе; все, что 
есть в природе, есть и в боге. Но там все это божественного, небесного свойства,
 у нас все носит земной, видимый, внешний, материальный характер, по существу 
же – одно и то же. «Когда я пишу о деревьях, кустах и плодах, ты не должен 
понимать моих слов в земном, обыкновенном смысле; я не держусь того мнения, 
будто на небе находятся мертвые, грубые деревья или земные камни. Нет, мое 
представление божественно и духовно, но в то же время истинно и правдоподобно. 
Я описываю вещи так, как я их себе представляю. Следовательно, на небе также 
есть деревья и цветы, но небесные деревья таковы, какими они кажутся моему 
воображению, они не производят на меня грубого, материального впечатления; 
земные же деревья таковы, какими они представляются моему чувственному, 
действительному созерцанию». Различие между теми и другими есть различие между 
соображением и созерцанием. «Я не намереваюсь, – говорит он сам, – описывать 
свечение, место и название звезд, их ежегодные конъюнкции, противостояния или 
квадраты, их ежегодное и ежечасное изменение. Я не изучал этого и предоставляю 
это ученым. Моя задача заключается в том, чтобы писать, сообразуясь с умом и 
чувством, а не с созерцанием».
      По Сведенборгу, ангелы на небе имеют даже одежду и жилища. «Их жилища во 
всем подобны земным жилищам, называемым домами, но они гораздо лучше; в них 
много горниц, комнат, спален, кругом дворы, сады, поля и луга». (E. v. 
Swedenborgs auserlesene Schrifen, I. Tl. Frankfurt a. M. 1776, S. 190 и 96). 
Таким образом, для мистика земная жизнь тождественна с загробной, и наоборот.
      В цитированном произведении, стр. 339, 69.
      Учение, что природа – в боге, делает натурализм основой теизма, именно 
теизма, рассматривающего высшее существо, как существо личное. Личный теизм 
мыслит бога существом личным, отвлеченным от всего материального; он исключает 
из бога всякое развитие; развитие есть не что иное, как самоотделение 
какогонибудь существа от состояний и качеств, не соответствующих его истинному 
понятию. Но к богу это не применимо: в нем нельзя различать ни начала, ни конца,
 ни средины; он именно таков, каким он изначала должен и может быть. Бог есть 
чистое единство бытия и сущности, реальности и идеи, деяния и воли. Бог есть 
самобытие. В этом смысле теизм соответствует сущности религии. Все даже 
наиболее положительные религии основаны на абстракции; они отличаются друг от 
друга только предметом абстракции. Даже боги Гомера – абстрактные образы, 
несмотря на всю их жизненность и человекоподобие; они обладают телами, подобно 
людям, но их тела свободны от несовершенств и недомоганий человеческого тела. 
Первое определение бога заключается в том, что он есть отвлеченное, 
дистиллированное существо. Разумеется, эта абстракция непроизвольна, она 
обусловливается существенным аспектом человека. Каков он есть сам, как вообще 
он мыслит, так он и абстрагирует.
      В абстракции заключается одновременно оправдательный и обвинительный 
приговор, хвала и порицание. Богом человек считает то, что он хвалит и 
превозносит; небожественным – то, что он отвергает и порицает. Религия есть 
приговор. Поэтому существенным определением в религии, в идее существа божия 
является отделение достойного от недостойного, совершенного от несовершенного, 
короче – существенного от ничтожного. Самый культ состоит только в постоянном 
возобновлении происхождения религии – в критическом, но торжественном отделении 
божественного от небожественного.
      «Что человек ставит выше всего, то и есть его бог» (Origines, Explan. in 
Epist. Pauli ad Rom., c. 1).
      Сущность бога есть преображённая чрез смерть абстракции сущность человека 
– отошедший в вечность дух человека. В религии человек освобождается от границ 
жизни; здесь он сбрасывает с себя все, что его тяготит, стесняет, раздражает;