ы стремиться к своему центру; показал, как при существовании на ее
поверхности воды и воздуха расположение небес и светил, а в особенности
Луны, должно вызывать на ней приливы и отливы, совершенно подобные тем,
какие при тех же обстоятельствах наблюдаются в наших морях, а также
некоторое особое течение воды и воздуха с востока на запад, равным образом
наблюдаемое под тропиками. Я показал, как горы, моря, родники и реки могли
образоваться естественным путем, металлы - появиться в недрах Земли,
растения - возрасти на полях и вообще как могли возникнуть все тела,
называемые смешанными и сложными. Не зная, за исключением небесных светил,
ничего на свете, кроме огня, что производило бы свет, я постарался как
можно понятнее разъяснить все, что относится к его природе: как он
образуется, чем поддерживается, как он иногда дает теплоту без света, а
иногда свет без теплоты; каким образом он может придавать разным телам
разную окраску и различные другие свойства; как он плавит одни тела, а
другие делает более твердыми; как он может почти все их сжечь или
превратить в дым и золу и, наконец, как из этой золы единственно
неукротимой силой своего действия образует стекло. Так как это превращение
золы в стекло мне казалось одним из наиболее удивительных в природе, то я
описал его с особою охотой.

Однако я не хотел из всего этого сделать вывод, что наш мир был создан
описанным мною образом, ибо более вероятно, что Бог с самого начала
сотворил его таким, каким ему надлежало быть. Но достоверно (это мнение
общепринято у богословов), что действие, каким он сохраняет теперь мир,
тождественно тому, каким он его создал; так что, если бы даже он дал миру
первоначально форму хаоса, чтобы затем, установив законы природы,
содействовать ее нормальному развитию, можно полагать без ущерба для чуда
творения, что в силу одного этого все чисто материальные вещи могли бы с
течением времени сделаться такими, какими мы видим их теперь; к тому же их
природа гораздо легче познается, когда мы видим их постепенное
возникновение, нежели тогда, когда мы рассматриваем их как вполне уже
образовавшиеся.

От описания неодушевленных тел и растений я перешел к описанию животных и в
особенности человека. Но так как мне недоставало знаний, чтобы говорить о
них таким же образом, как об остальном, т. е. выводя следствия из причин и
показывая, как и из каких семян природа должна их производить, я
ограничился предположением, что Бог создал тело точно таким же, каким
обладаем мы, как по внешнему виду членов, так и по внутреннему устройству
органов, сотворив его из той самой материи, которую я только что описал, и
не вложил в него с самого начала никакой разумной души и ничего, что могло
бы служить растительной или чувствующей душой, а только возбудил в его
сердце один из тех огней без света (упомянутый мною ранее), который
нагревает сено, сложенное сырым, или вызывает брожение в молодом вине,
оставленном вместе с виноградными кистями. Рассматривая воздействия,
вызванные этим огнем в теле, я нашел все отправления, какие могут в нас
происходить, не сопровождаясь мышлением и, следовательно, без участия нашей
души, т. е. той отличной от тела части, природа которой, как сказано выше,
состоит в мышлении. Это те отправления, которые являются общими как для
животных, лишенных разума, так и для нас. Я не нашел среди них ни одного,
которое было бы связано с мышлением и являлось бы единственным
принадлежащим нам как людям. Я нашел все эти явления впоследствии, когда
предположил, что Бог создал разумную душу и соединил ее с телом
определенным образом, так, как я описал.

Но чтобы можно было бы до известной степени видеть, каким образом я
рассматривал эти вопросы, я хочу поместить здесь объяснение движения сердца
и артерий, первое и важнейшее, что наблюдается у животных и по чему легко
судить обо всех других движениях. А чтобы излагаемое мною легче было
понять, я желал бы, чтобы лица, несведущие в анатомии, прежде чем читать
это, потрудились разрезать сердце какого-нибудь крупного животного,
имеющего легкие,- оно совершенно подобно человеческому - и обратили
внимание на две находящиеся там камеры, или полости. Одна на правой
стороне, и ей соответствуют две весьма широкие трубки, а именно полая вена,
главный приемник крови и как бы ствол дерева, ветвями которого являются все
другие вены тела, и вена артериальная, неправильно так именуемая, ибо в
действительности это - артерия, выходящая из сердца и разделяющаяся на
многие ветви, распространяющиеся по легким. Другая полость на левой
стороне, которой также соответствуют две трубки, столь же или еще более
широкие, чем предыдущие, а именно: во-первых, венозная артерия, тоже
неудачно названная, ибо она не что иное, как вена, идущая от легких, где
она разделена на несколько ветвей, переплетающихся с ветвями артериальной
вены и с ветвями прохода, называемого горлом, через которое вдыхается
воздух; во-вторых, большая артерия, которая, выходя из сердца,
распространяет свои ветви по всему телу. Я желал бы также, чтобы читателям
показали одиннадцать кожиц, которые, словно дверцы, открывают и закрывают
четыре отверстия, находящиеся в этих двух полостях, а именно: три - при
входе полой вены, расположенные так, что они никак не могут помешать
содержащейся в ней крови втекать в правую полость сердца, но не дают
выходить из нее обратно; три - при входе артериальной вены, повернутые в
обратную сторону и позволяющие крови, находящейся в этой полости, идти в
легкие, но не позволяющие крови, находящейся