что мы именуем
нашим телом; таким образом, верно и то, что я, сомневающийся, не питаюсь и
не хожу: ведь без тела не может осуществляться ни то ни другое. Более того,
я не могу даже утверждать, что я, сомневающийся, способен чувствовать:
ведь, подобно тому как для ходьбы нужны ноги, так для зрения требуются
глаза, а для слуха - уши; но поскольку, не имея тела, я ничем этим не
обладаю, я, разумеется, не могу сказать, что именно я чувствую. Кроме того,
некогда я полагал, что чувствую во сне многие вещи, которых на самом деле я
не чувствовал; и поскольку среди них не было ничего настолько достоверного,
чтобы я не мог в этом усомниться, я решил, что не могу утверждать, будто я
- вещь чувствующая, т. е. видящая глазами и слышащая ушами; ведь таким
образом могло бы статься, что при отсутствии всего этого я тем не менее
считал бы, будто я чувствую.

Евдокс. Я должен укрепить тебя в таком мнении, но не уводя тебя с этой
стези, а, наоборот, придав тебе мужества и показав, как тщательно надо
взвесить, чего может достичь верно направляемый здравый смысл. В самом
деле, разве во всем том, что ты сказал, есть что-либо неточное, какое-то
незаконное умозаключение, неправильно выведенное из антецедентов? Все это
говорится и выводится без логических правил, без твердых формул
аргументации, с помощью одного лишь света разума и здравого смысла, который
бывает гораздо меньше подвержен ошибкам, когда он действует сам по себе,
нежели тогда, когда он боязливо стремится придерживаться тысячи
всевозможных правил, кои человеческое искусство и праздность изобрели
скорее для его порчи, чем ради его совершенства. Даже сам Эпистемон, как
видно, здесь с нами согласен: раз он ничего не говорит, он тем самым
показывает, что полностью одобряет сказанное тобою. Итак, Полиандр,
продолжай и покажи самому себе, как далеко может продвинуться здравый смысл
и вместе с тем какие следствия можно извлечь из нашего принципа.

Полиандр. Что ж, из всех атрибутов, какие я когда-то себе приписывал,
остается исследовать только один, а именно мышление; я понимаю, что только
оно таково, что не может быть от меня отделено. А посему если истинно, что
я сомневаюсь - ведь я не могу в этом сомневаться,- то равным образом
истинно и то, что я мыслю; да и чем иным может быть сомнение, как не неким
родом мышления? Несомненно, если бы я совершенно не мыслил, я не мог бы
знать, что я сомневаюсь и что я существую. Однако я семь и знаю, что
существую, а знаю я это, потому что сомневаюсь, или, иначе говоря, потому
что мыслю. И может даже случиться, что, если бы я хоть на миг перестал
мыслить, я бы полностью перестал быть. Итак, единственное, что я могу
теперь с достоверностью утверждать, не боясь никаких ошибок, поскольку я
уверен в своем бытии,- единственное, говорю я, чего я не могу от себя
отделить,- это то, что я - вещь мыслящая.

Евдокс. Что ты думаешь, Эпистемон, об этих словах Полиандра? Находишь ли ты
во всем его рассуждении что-то шаткое и противоречивое? Или ты не можешь
поверить, что человек необразованный и никогда не предававшийся ученым
занятиям столь точно рассуждает и ни в чем себе не противоречит? Отсюда,
если я могу судить, ты, несомненно, усмотришь, что, если кто умеет
правильно пользоваться своим сомнением, он способен извлечь из него
достовернейшие познания, даже более достоверные и полезные, чем все прочие,
кои мы обычно выстраиваем на основе известного принципа, гласящего, что
немыслимо, чтобы одна и та же вещь одновременно была и не была,- принципа,
к которому все в конечном счете сводится как к некоему основанию и центру.
Быть может, позднее я покажу тебе степень его полезности. Впрочем, дабы не
прерывать нить рассуждений Полиандра, давай не отклоняться от нашей темы;
посмотри, может быть, тебе есть что сказать или возразить.

Эпистемон. Поскольку ты вводишь меня в игру и даже подстрекаешь меня
показать, на что способна раздраженная логика, я сейчас тебе это покажу и
вдобавок воздвигну такие трудности и препятствия, что не только Полиандр,
но и ты сам едва ли сможешь из них выпутаться. Итак, не будем двигаться
дальше, но задержимся здесь и строго исследуем твои основания, принципы и
вытекающие из них следствия; я покажу, что нельзя с помощью истинной
логики, исходя из твоих собственных принципов, найти законную опору для
всего, что сказал Полиандр, или сделать из этого хоть какие-то выводы. Ты
говоришь, что ты существуешь и знаешь, что существуешь, а знаешь это
потому, что мыслишь и сомневаешься. Но познал ли ты, что это такое -
мыслить и сомневаться? И поскольку ты не хочешь допустить ничего, в чем ты
не уверен и чего не знаешь в совершенстве, как можешь ты быть уверен в
своем существовании, если исходишь из столь туманных, а следовательно, и
малодостоверных оснований? Следовало бы раньше преподать Полиандру, что
такое сомнение, мышление, существование, дабы его рассуждение получило
доказательную силу и дабы он понял самого себя, прежде чем предложит понять
его другим.

Полиандр. Но это выше моего разумения, поэтому я сдаюсь и предоставляю тебе
и Эпистемону распутать сей узел.

Евдокс. Я охотно возьму на себя эту часть беседы, но лишь при условии, что
ты станешь третейским судьей в нашем споре. Я ведь не смею надеяться на то,
что Эпистемон сочтет убедительными мои рассуждения. Кто, подобно ему, до
отказа набит всевозможными мнениями и заполонен сотнею предрассудков, с
большим трудом сумеет положиться лишь на естественный свет: ведь он уже
давно привык уступать авторитету, а не обращать слух к велениям
собственного разу