тлениями, которые мы
испытываем, когда бодрствуем: в самом деле, если бы предо мною наяву
неожиданно кто-то возник и столь же внезапно исчез - так, как это бывает во
сне, т. е. так что я не знал бы, ни откуда он явился, ни куда канул, я с
полным правом счел бы его привидением или призраком, возникшим в моем
мозгу, а не реальным человеком. Однако, когда мне встречаются вещи,
относительно которых я четко понимаю, откуда, где и в какое время они предо
мною возникли, и когда я без помех связываю их восприятие со всей остальной
моей жизнью, я вполне уверен, что они явились мне не во сне, а наяву.
Поэтому я отнюдь не должен сомневаться в истинности этих явлений, если
после того, как я привлек к их исследованию все мои чувства, память и
интеллект, ничто не указывает мне на противоречивость этих вещей по
отношению ко всему остальному. Ведь из того, что Бог не обманщик, вытекает,
что я вообще не ошибаюсь в подобных вещах. Но поскольку настоятельность
житейских дел не всегда оставляет нам досуг для такого точного изыскания,
надо признать, что жизнь человеческая в частных вопросах нередко подвластна
ошибкам; таким образом, мы должны признать немощность нашей природы.