какая-либо его
часть, несколько отдаленная от другой ее части, не могла приводить в
движение эту последнюю и чтобы ее не могла также приводить в движение любая
из расположенных между ними частей, пусть даже эта отдаленная часть совсем
бездействует. К примеру, если у веревки ABCD дернуть ее конец D, другой ее
конец - А придет в движение точно так же, как он пришел бы в движение после
того, как веревку потянули бы в ее промежуточных точках и или С, а конец D
оставался бы неподвижным. Подобным же образом, когда я ощущаю боль в стопе,
физика учит меня, что ощущение это я испытываю под воздействием нервов,
рассеянных по всей стопе и, подобно веревкам, тянущихся от нее к мозгу:
когда они бывают задеты в стопе, они в свою очередь как бы затрагивают
глубинные части мозга, которых они достигают, и таким образом возбуждают в
этих частях движение, установленное природой для того, чтобы передать уму
чувство боли, как бы находящееся в стопе. Но поскольку те нервы должны на
своем пути от стопы до мозга пройти через голень, бедро, поясницу, спину и
шею, может случиться, что хотя та их часть, которая расположена в стопе, и
не подвергается никакому воздействию, но ему подвергается лишь какая-то
срединная часть, в мозгу об разуется такое же точно движение, какое бывает
от повреждения стопы, а это необходимо вызывает в уме ощущение той же боли.
Точно так же следует думать и о любом другом чувстве.

Наконец, я наблюдаю: поскольку каждое из движений, совершающихся в части
мозга, непосредственно воздействующей на ум, вызывает в нем лишь одно
какое-то ощущение, здесь нельзя вообразить ничего лучшего, нежели что из
всех возможных ощущений испытывают именно то, которое лучше всего и
наиболее часто сохраняет человека здоровым. Опыт же наш свидетельствует,
что все наши чувства от природы обладают именно этим свойством, а посему в
них нельзя обнаружить ничего такого, что не свидетельствовало бы о
могуществе и благости Бога. Так, например, когда особенно сильно и необычно
задеваются нервы, находящиеся в сгоне, это их повреждение, передаваясь по
спинномозговому каналу в глубинные части мозга, создает там сигнал к
некоему ощущению, а именно к чувству боли, как бы присутствующему в стопе,
и тем самым мозг побуждается к устранению - насколько это в его силах -
того, что причиняет вред стопе. Правда, природа человека могла быть так
устроена Богом, чтобы то же самое движение мозга сообщало нашему уму нечто
совсем иное: к примеру, оно сообщало бы ему ощущение себя самого, поскольку
оно происходит в мозгу либо в стопе или в других, промежуточных частях;
наконец, это движение могло бы являть ему что-либо иное; однако ничто иное
не способствовало бы сохранности тела. Точно так же, когда мы нуждаемся в
питье, от этого появляется некоторая сухость в гортани, воздействующая на
наши нервы, а через их посредство - на глубинные части мозга; такое
воздействие сообщает мозгу ощущение жажды, ибо во всем этом для нас нет
ничего полезнее, нежели знать, что для сохранения нашего здоровья мы
нуждаемся в питье; то же самое относится и ко всем прочим ощущениям.

Из сказанного совершенно ясно, что, невзирая на безмерную благость Бога,
природа человека,

являющегося сочетанием ума и тела, не может иногда не обманывать. Ибо если
некая причина оказывает аналогичное воздействие не на стопу, а на любую
другую из частей тела, через которые нервы протягиваются от стопы к мозгу,
или даже на самый мозг, и возбуждает то же движение, какое возникает в
поврежденной стопе, боль ощущается как бы в стопе, и наше чувство
естественно обманывается; ведь поскольку одно и то же движение в мозгу
может вносить в наш ум лишь одно и то не, всегда одинаковое, ощущение и
чаще всего такое ощущение возникает от причины, повреждающей именно стопу,
а не от другой причины, наличествующей где-то в ином месте, разумно
считать, что указанная причина возбуждает в нашем уме ощущение боли именно
в стопе, а не в какой-либо другой части тела. И если когда-нибудь сухость
гортани возникает не по той причине, что питье должно содействовать
здоровью нашего тела, а по причине прямо противоположной - как это бывает
во время водянки,- все же гораздо лучше обмануться в причине в этом
последнем случае, нежели постоянно ошибаться тогда, когда тело наше
находится в добром здравии. То же самое относится и к другим сходным
случаям.

Соображение это весьма полезно - не только для того, чтобы я замечал все
ошибки, коим я подвержен по природе, но и для того, чтобы я с легкостью мог
исправлять эти ошибки или их избегать. Поистине, коль скоро я знаю, что все
мои чувства гораздо чаще подтверждают истину, а не ложь относительно того,
что касается благого состояния моего тела, и поскольку я почти всегда могу
использовать многие из них для исследования одной и той же вещи, а вдобавок
использовать и память, связывающую настоящее с минувшим, и интеллект,
сумевший уже обозреть все причины моих заблуждений, я не должен более
опасаться того, что ощущения, каждодневно доставляемые мне моими чувствами,
обманчивы: преувеличенные сомнения последних дней следует отвергнуть как
смехотворные. Особенно же надо отвергнуть сомнение, касающееся сна, который
я не мог отличить от бодрствования; ныне я понимаю, что между тем и другим
состоянием есть огромная разница, заключающаяся в том, что наша память
никогда не сопрягает сонные видения со всей остальной нашей
жизнедеятельностью, подобно тому как это бывает с впеч