но из тех совершенств, кои
я у него предполагаю. И, конечно, идея подобного единообразия совершенств
Бога не может быть порождена во мне причиной, которая не давала бы мне
представления также и о других его совершенствах: ведь в силу этой причины
я не мог бы постичь все совершенства Бога как связанные между собой и
нераздельные, если бы она одновременно не дала мне познания, каковы они
есть.

Наконец, что касается родителей, то, хотя все, что я думал о них прежде,
верно, вовсе не они сохраняют мое существование, равно как они никоим
образом не сотворили меня - вещь мыслящую; они заложили лишь некие
предрасположенности в ту материю, коей, как я считал, я внутренне причастен
- я, т. е. мысль, которую одну только я в настоящее время принимаю за
самого себя. Таким образом, здесь в отношении родителей не может возникнуть
никакой трудности; следует лишь сделать общий вывод - из одного того, что я
существую и во мне заложена некая идея совершеннейшего бытия, т.е.
Бога,-что существование Бога тем самым очевиднейшим образом доказано.

Мне остается исследовать, каким образом я получил от Бога эту идею: ведь я
не почерпнул ее из моих ощущений, она не явилась мне однажды нежданно, как
это бывает обычно с образами чувственных вещей, когда эти вещи воздействуют
на внешние органы чувств или когда кажется, что они на них воздействуют;
точно так же идея эта не вымышлена мною, ибо я не могу ровным счетом ничего
от нее отнять и ничего к ней добавить; остается предположить, что она у
меня врожденная, подобно тому как у меня есть врожденная идея меня самого.

Разумеется, нет также ничего удивительного в том, что Бог, создавая меня,
вложил в меня эту идею - дабы она была во мне как бы печатью его искусства;
нет также никакой необходимости, чтобы знак этот был чем-то отличным от
самого творения. Но из одного лишь того, что меня создал Бог, вытекает в
высшей степени достоверная мысль, что я был создан по его образу и подобию,
и именно это подобие, в коем заключается идея Бога, воспринимается мной с
помощью той же способности, благодаря которой я воспринимаю и самого себя.
Это означает, что, когда я обращаю острие своей мысли на самого себя, я не
только понимаю, что я несовершенная вещь, зависящая от кого-то другого, -
вещь, неограниченно устремляющаяся все к большему и большему, т. е. к
лучшему, - но и понимаю, что тот, от кого я зависим, содержит в себе это
большее не просто неограниченным образом и только в потенции, но актуально,
как нечто бесконечное, и потому он - Бог. Вся сила моего доказательства
заключена в том, что я признаю немыслимым мое существование таким, каков я
есть по своей природе, а именно с заложенной во мне идеей Бога, если Бог не
существует поистине - тот самый Бог, чья идея во мне живет, Бог -
обладатель всех тех совершенств, коих я не способен постичь, но которых я
могу некоторым образом коснуться мыслью, Бог, не имеющий никаких
недостатков. Из этого уже вполне ясно, что он не может быть обманщиком:
ведь естественный свет внушает нам, что всякая ложь в обман связаны с
каким-то изъяном.

Однако, прежде чем исследовать это подробнее и проследить все те истины,
кои могут быть отсюда извлечены, я позволю себе здесь задержаться на
созерцании самого Божества, по достоинству оценить его атрибуты и
вглядеться в необозримую красоту этого света - насколько это допускают
способности моего темного разума,- дабы выразить ему свое восхищение и
поклонение. Подобно тому как в одном лишь созерцании божественного величия
мы полагаем, веруя, счастье и блаженство инобытия, точно так же в этом
созерцании, пусть и гораздо менее совершенном, мы обретаем возможность
величайшего наслаждения, на какое мы способны в сей жизни.


   ЧЕТВЕРТОЕ РАЗМЫШЛЕНИЕ


                              Об истине и лжи

За эти дни я освоился с мыслью, отвлеченной от чувств, и пришел к ясному
выводу, что в отношении телесных вещей очень немногое воспринимается нами
как истинное и гораздо больше мы можем знать о человеческой мысли, а еще
больше - о Боге; поэтому я без всяких затруднений отвлекаю свое мышление от
предметов воображения и обращаю его лишь на вещи умопостигаемые, отделенные
от чего бы то ни было материального. И, разумеется, таким образом я получаю
гораздо более отчетливое представление о человеческом уме, ибо он - вещь
мыслящая, не имеющая протяженности в длину, ширину и глубину и также не
причастная материи ни в чем, кроме обладания идеей какой бы то ни было
телесной вещи. А поскольку я замечаю, что сомневаюсь, не являюсь ли я вещью
зависимой и несовершенной, постольку мне приходит в голову ясная и
отчетливая идея независимого и совершенного бытия, т. е. Бога; и уже из
одного того, что у меня появилась такая идея, или, иначе говоря, из того,
что я существую, обладая такой идеей, я со всей очевидностью делаю
заключение: Бог существует, и от него в каждый момент зависит мое
собственное существование. Таким образом, я уверен, что человеческий ум не
способен познать ничего более очевидного и достоверного. И вот уже, как мне
кажется, я усматриваю некий путь, следуя которым можно, исходя из этого
с