только
лишь с помощью размышления — они безвидны и незримы?

— Да, ты совершенно прав!

— Итак, с твоего разрешения, мы установим два вида сущего — зримое и безвидное.

— Согласен.

— Безвидное всегда неизменно, а зримое непрерывно изменяется?

— Примем и это, — согласился Кебет.

— Пойдем дальше, — сказал Сократ. — В нас самих есть ли что-нибудь — тело или 
душа
— отличное [от этих двух видов]?

— Ничего нет.
{21}
— К какому же из двух видов [сущего] ближе тело?

— Каждому ясно, что к зримому.

— А душа? Зрима она или незрима?

— [Незрима], по крайней мере для людей.

— Да ведь мы все время говорим о том, что зримо или незримо для человеческой
природы! Или, может, ты имеешь в виду другую [природу]?

— Нет, человеческую.

— Что же мы скажем о душе? Можно ее видеть или нельзя?

— Нельзя.

— Значит, она безвидна?

— Да.

— Значит, в сравнении с телом душа ближе к безвидному, а тело в сравнении с 
душой — к
зримому?

— Несомненно, Сократ.

— А разве мы уже не говорили, что, когда душа пользуется телом, исследуя 
что-либо с
помощью зрения, слуха или какого-нибудь иного чувства (ведь исследовать с 
помощью
тела и с помощью чувства — это одно и то же!), тело влечет ее к вещам, 
непрерывно
изменяющимся, и от соприкосновения с ними душа сбивается с пути, блуждает,
испытывает замешательство и теряет равновесие, точно пьяная?

— Да, говорили.

— Когда же она ведет исследование сама по себе, она направляется туда, где все 
чисто,
вечно, бессмертно и неизменно, и так как она близка и сродни всему этому, то 
всегда
оказывается вместе с ним, как только остается наедине с собой и не встречает
препятствий. Здесь наступает конец ее блужданиям, и, в непрерывном 
соприкосновении с
постоянным и неизменным, она и сама обнаруживает те же свойства. Это ее 
состояние мы
называем разумением, правильно?

— Совершенно правильно, Сократ! Ты говоришь замечательно!

— Итак, еще раз: к какому виду [сущего] ближе душа, как ты рассудишь, помня и 
прежние
доводы, и эти, самые последние?

— Мне кажется, Сократ, — ответил Кебет, — любой, даже самый отъявленный тугодум,

идя по этому пути, признает, что душа решительно и безусловно ближе к 
неизменному,
чем к изменяющемуся.