наук
познавать и эти сущности, и принадлежащие каждому такому роду привходящие
свойства, относительно которых даются доказательства в математических пауках?
Если же это дело одной и той же науки, то и наука о сущности будет, пожалуй,
некоей доказывающей наукой, а между тем считается, что относительно сути вещи
нет доказательства. Если же это дело разных наук, то что это за наука, которая
исследует привходящие свойства сущности? Ответить на это крайне трудно. Далее,
следует ли признавать существование только чувственно воспринимаемых сущностей
или помимо них также другие? И [если также другие], то имеются ли такие 
сущности
только одного вида или их несколько родов, как утверждают те, кто признает
Эйдосы и промежуточные предметы, рассматриваемые, по их словам, математическими
науками? В каком смысле мы признаем Эйдосы причинами и сущностями самими по
себе, об этом было сказано в первых рассуждениях о них. Но при всех
многоразличных трудно- стях, [связанных с этим учением], особенно нелепо
утверждать, с одной стороны, что существуют некие сущности (physeisi) помимо
имеющихся в [видимом] мире, а с другой - что эти сущности тождественны
чувственно воспринимаемым вещам, разве лишь что первые вечны, а вторые
преходящи. Действительно, утверждают, что есть сам-по-себе-человек,
сама-по-себе-лошадь, само-по-себе-здоровье, и этим ограничиваются, поступая
подобно тем, кто говорит, что есть боги, но что они человекоподобны. В самом
деле, и эти придумывали не что иное, как вечных людей, и те признают Эйдосы не
чем иным, как наделенными вечностью чувственно воспринимаемыми вещами.
Далее, если помимо Эйдосов и чувственно воспринимаемых вещей предположить еще
промежуточные, то здесь возникает много затруднений. Ведь ясно, что в таком
случае помимо самих-по-себе-линий и линий чувственно воспринимаемых должны
существовать [промежуточные] линии, и точно так же в каждом из остальных родов
[математических предметов]; поэтому так как учение о небесных светилах есть 
одна
{21}
из таких наук, то должно существовать какое-то небо помимо чувственно
воспринимаемого неба, а также и Солнце, и Луна, и одинаково все остальные
небесные тела. Но как же можно верить подобным утверждениям? Ведь предположить
такое небо неподвижным - для этого нет никаких оснований, а быть ему движущимся
совсем невозможно.
То же можно сказать и о том, что исследуется оптикой и математическим учением о
гармонии: и оно не может по тем же причинам существовать помимо чувственно
воспринимаемых вещей. В самом деле, если имеются промежуточные чувственно
воспринимаемые вещи и промежуточные чувственные восприятия, то ясно, что должны
быть живые существа, промежуточные между самими-по-себе-живыми существами и
преходящими. Но может возникнуть вопрос: какие же вещи должны исследовать 
такого
рода науки? Если геометрия будет отличаться от искусства измерения (geodaisia)
только тем, что последнее имеет дело с чувственно воспринимаемым, а первая - с
не воспринимаемым чувствами, то ясно, что и помимо врачебной науки (а точно так
же и помимо каждой из других наук) будет существовать некая промежуточная наука
между самой-по-себе-врачебной наукой и такой-то определенной врачебной наукой.
Однако как это возможно? Ведь в таком случае было бы и нечто здоровое помимо
чувственно воспринимаемого здорового и самого-по-себе - здорового.
Вместе с тем неправильно и то, будто искусство измерения имеет дело только с
чувственно воспринимаемыми и преходящими величинами; если бы это было так, то
оно само исчезло бы с их исчезновением.
Но с другой стороны, и учение о небесных светилах Ее может, пожалуй, иметь дело
только с чувственно воспринимаемыми величинами и заниматься лишь небом, что над
нами. Действительно, и чувственно воспринимаемые линии не таковы, как те, о
которых говорит геометр (ибо нет такого чувственно воспринимаемого, что было бы
прямым или круглым именно таким образом; ведь окружность соприкасается с
линейкой не в [сдвой] точке, а так, как указывал Протагор, возражая геометрам);
и точно так же движения и обороты неба не сходны с теми, о которых рассуждает
учение о небесных светилах, и [описываемые ею] точки имеют не одинаковую 
природу
со звездами.
А некоторые утверждают, что так называемые промежуточные предметы между 
Эйдосами
и чувственно воспринимаемыми вещами существуют, по не отдельно от чувственно
воспринимаемых вещей, а в них. Для того чтобы перебрать все несообразности, что
вытекают из такого взгляда, потребовалось бы, правда, более подробное
рассуждение, но достаточно рассмотреть и следующие. Во-первых, неправдоподобно 
и
то, чтобы дело обстояло таким образом лишь с этими промежуточными предметами;
ясно, что и Эйдосы могли бы находиться в чувственно воспринимаемых вещах (к тем
и другим ведь применимо то же самое рассуждение); во-вторых, в таком случае 
было
бы необходимо, чтобы два тела занимали одно и то же место и чтобы промежуточные
предметы не были неподвижными, раз они находятся в движущихся чувственно
воспринимаемых вещах.
Да и вообще ради чего стоило бы предположить, что эти промежуточные предметы
существуют, но только в чувственно воспринимаемых вещах? Тогда получатся те же
самые нелепости, что и указанные раньше: будет существовать какое-то небо 
помимо