,
 тщательностью, прозаичностью, без какого-либо следа вакхического энтузиазма. 
Орфические элементы Платона разбавлены у Аристотеля и смешаны с большой дозой 
здравого смысла; где Аристотель выступает как платоник, чувствуется, что его 
природный темперамент подчинен учению, которое является предметом его изучения. 
Он не отличается страстностью или глубоким религиозным чувством. Ошибки его 
предшественников были славными ошибками юности, которой свойственны попытки 
достичь невозможного; его ошибки — это ошибки зрелого возраста, когда нельзя 
уже освободиться от привычных предубеждений. Лучше всего у него описание 
деталей и критика; ему не удаются большие построения из-за отсутствия 
фундаментальной ясности и титанического огня.

Трудно решить, с какого пункта следует начинать объяснение метафизики 
Аристотеля, но, вероятно, ее самым лучшим местом является критика Аристотелем 
теории идей и его собственная альтернативная доктрина универсалий. Против идей 
он выдвигает ряд очень хороших аргументов, большинство которых уже встречается 
в «Пармениде» Платона. Самым сильным аргументом является аргумент «третьего 
человека»: если человек является человеком, потому что он похож на идеального 
человека, то должен быть еще более идеальный человек, на которого похожи и 
обыкновенный человек и идеальный человек. Сократ одновременно является 
человеком и животным, и возникает вопрос, является ли идеальный человек 
идеальным животным; если да, то должно быть столько же идеальных животных, 
сколько имеется видов животных. Нет надобности продолжать. Аристотель ясно 
показал, что когда ряд индивидов имеет общий предикат, то это не может 
происходить из-за отношения к чему-то того же самого рода, что и они сами, но 
по отношению к более идеальному. Это в значительной мере можно считать 
доказанным, но собственная теория Аристотеля далеко не ясна. Именно это 
отсутствие ясности сделало возможным средневековый спор между номиналистами и 
реалистами.

Метафизику Аристотеля, грубо говоря, можно описать, как разбавленные здравым 
смыслом взгляды Платона. Аристотеля трудно понять, потому что нелегко соединить 
взгляды Платона со здравым смыслом. Когда мы пытаемся понять Аристотеля, то 
одно время думаем, что он выражает обычные взгляды человека, не сведущего в 
философии, в другое же время — что он излагает платонизм при помощи нового 
словаря. Невозможно чрезмерно подчеркивать какое-либо отдельное место, потому 
что оно может быть исправленным или измененным в каком-либо более позднем 
отрывке. В общем, самым легким способом понять теорию универсалий и теорию 
материи и формы Аристотеля является изложить прежде всего теорию здравого 
смысла, которая составляет половину его взглядов, и затем рассмотреть 
платонические модификации, которым он подвергает ее.

До определенного места теория универсалий совершенно проста. В языке имеются 
имена собственные и прилагательные. Имена собственные применяются к «вещам» или 
«лицам», каждая или каждое из которых является единственной вещью или лицом, к 
которому применяется данное имя. Солнце, Луна, Франция, Наполеон являются 
единственными в своем роде; нет примеров вещей, к которым применяются эти имена.
 С другой стороны, такие слова, как «кошка», «собака», «человек», применяются 
ко многим различным вещам. Проблема универсалий связана со значениями таких 
слов, а также прилагательных, как «белый», «твердый», «круглый» и т. д. 
Аристотель говорит: «...общим я называю то, что может по природе сказываться о 
многом, а единичным — то, что не может этого...» (17а) [158 - Аристотель. Об 
истолковании // Сочинения. М., 1978, т. 2, с. 97.].

То, что обозначается именем собственным, есть «субстанция», тогда как то, что 
обозначается прилагательным или именем класса, таким, как «смертный» или 
«человек», называется «универсалией». Субстанция есть «это». Но универсалия 
есть «такое» — она указывает на род вещи, а не на данную отдельную вещь. 
Универсалия не является субстанцией, потому что она не есть «это». (Небесная 
кровать Платона была бы «этим» для тех, кто мог бы ее воспринимать; это вопрос, 
относительно которого Аристотель не согласен с Платоном.) «По-видимому, 
невозможно, — говорит Аристотель, — что какой-либо универсальный термин должен 
быть именем субстанции. Потому что... субстанция каждой вещи есть то, что 
свойственно лишь ей, что не принадлежит чему-либо другому; но универсалия 
является общей, поскольку называется общим то, что принадлежит более чем одной 
вещи». Суть вопроса состоит в том, что универсалия не может существовать сама 
по себе, но лишь в отдельных вещах.

Внешне теория Аристотеля достаточно проста. Предположим, я говорю: «Имеется 
такая вещь, как игра в футбол». Большинство людей будет считать это замечание 
трюизмом. Но если бы я сделал вывод, что футбол мог бы существовать без лиц, 
играющих в футбол, то люди должны были бы справедливо считать, что я говорю 
бессмыслицу. Точно так же считается, что существует такая вещь, как отцовство, 
но лишь потому, что имеются отцы; имеется такая вещь, как сладость, но лишь 
постольку, поскольку имеются сладкие вещи;