. Справедливость, 
как говорит Платон, состоит в том, что каждый человек выполняет свою 
собственную работу. Но в чем заключается работа человека? В государстве, 
которое, подобно древнему Египту или королевству инков, остается неизменным из 
поколения в поколение, работой человека является работа его отца, и никакого 
вопроса не возникает. Но в государстве Платона ни один человек не имеет 
какого-либо законного отца. Поэтому его работа должна определяться или в 
зависимости от его собственных вкусов, или на основании суждения государства о 
его способностях. Очевидно, последнее было бы желательно для Платона. Но 
некоторые виды работы, хотя и требующие высокого мастерства, могут считаться 
вредными. Такой точки зрения Платон придерживается в отношении поэзии, а я 
придерживался бы такого же мнения в отношении работы Наполеона. Поэтому важной 
задачей правительства является определение того, в чем состоит работа человека. 
Несмотря на то, что все правители должны быть философами, нововведений не 
должно быть: философ должен быть всегда человеком, который понимает Платона и 
согласен с ним.

Если мы спросим: чего достигнет государство Платона? — ответ будет довольно 
банальным. Оно достигнет успеха в войнах против государств с приблизительно 
равным количеством населения и обеспечит средства к жизни некоторому небольшому 
числу людей. В силу своей косности оно почти наверное не создаст ни искусства, 
ни науки. В этом отношении, так же как и в других, оно будет подобно Спарте. 
Несмотря на все прекрасные слова, все, чего оно достигнет, — это умение воевать 
и достаточное количество еды. Платон пережил голод и военное поражение в 
Афинах; вероятно, он подсознательно считал, что самое лучшее, чего может 
достичь искусство управления государством, — это избежать этих зол.

Всякая утопия, если она серьезно задумана, должна воплощать в себе, очевидно, 
идеалы своего творца. Рассмотрим пока, что мы можем подразумевать под 
«идеалами». Во-первых, они желательны для тех, кто верит в них. Но их желают 
совершенно не так, как человек желает личных удобств, таких как пища и кров. 
Различие между «идеалом» и обыкновенным предметом желания состоит в том, что 
первый является безличным; это — нечто, не имеющее особого отношения (по 
крайней мере ощутимого) к человеческому «я», испытывающему это желание, и 
поэтому теоретически может быть желательным для всех. Таким образом, мы могли 
бы определить «идеал» как нечто желательное, не эгоцентрическое, и такое, что 
индивид, стремящийся к нему, желает, чтобы все другие люди также стремились к 
нему. Я могу желать, чтобы у всех было достаточно еды, чтобы все 
доброжелательно относились друг к другу и т. д., а если я желаю чего-либо 
подобного рода, я буду желать также, чтобы и другие желали этого. Таким путем я 
могу создать нечто похожее на безличную этику, хотя на самом деле она 
основывается на личной основе моих собственных желаний, потому что желание 
остается моим даже когда то, чего желают, не имеет отношения ко мне. Например, 
один человек может желать, чтобы все понимали науку, а другой — чтобы все 
ценили искусство; это личное различие между двумя людьми, которое порождает 
указанное различие между их желаниями.

Личный элемент становится явным, как только возникает спор. Предположим, что 
какой-то человек говорит: «Вы неправы, желая, чтобы все были счастливы; вы 
должны желать счастья немцам и несчастья всем остальным». Здесь «должны» может 
означать то, что говорящий хотел бы, чтобы желал я. Я мог бы на это возразить, 
что так как я не являюсь немцем, то для меня психологически невозможно желать 
несчастья всем не немцам, но этот ответ представляется недостаточным.

Далее, может иметь место конфликт и между чисто безличными идеями. Герой Ницше 
отличается от христианского святого, однако обоими бескорыстно восхищаются: 
одним — ницшеанцы, другим — христиане. Как мы должны производить выбор между 
ними, если не посредством наших собственных желаний? Однако, если нет ничего 
другого, какое-либо этическое разногласие можно разрешить лишь путем 
эмоциональных призывов или путем насилия, в крайнем случае путем войны. По 
вопросам факта мы можем обращаться к науке и научным методам наблюдения, но по 
основным вопросам этики, по-видимому, нет ничего аналогичного. Однако, если это 
действительно так, этические споры превращаются в борьбу за власть, включая 
власть пропаганды.

Эта точка зрения в грубой форме выдвинута в первой книге «Государства» 
Тразимахом, который, подобно всем действующим лицам в диалогах Платона, был 
реальной личностью. Он был софистом из Халкедона и знаменитым преподавателем 
риторики. Он появился в первой комедии Аристофана в 427 году до н.э. После того 
как Сократ в течение некоторого времени любезно обсуждал вопрос о 
справедливости со стариком по имени Цефалус и со старшими братьями Платона — 
Главконом и Адимантом, Тразимах, который слушал с возрастающим нетерпением, 
вмешался, энергично протестуя против такого ребяческого вздора. Он подчеркнуто 
объявил, что «справедливостью я называю не что иное, как полезное сильнейшему».

Эту точку зрения Сократ опроверг посредством софизмов; ее н