ежать к тому же 
сословию, к которому принадлежат их родители; когда они не принадлежат к этому 
сословию, их следует соответственно повышать или понижать. Считается едва ли 
возможным заставить настоящее поколение поверить в этот миф, но следующее и все 
следующие за ним поколения можно так воспитать, чтобы они не могли усомниться в 
этом мифе.

Платон прав, считая, что через два поколения можно создать веру в этот миф. С 
1868 года японцев учили, что микадо происходит от богини-солнца и что Япония 
была создана раньше, чем остальной мир. Любого университетского профессора, 
который, даже в ученом труде, высказывает сомнение в этих догматах, увольняют 
за антияпонскую деятельность. Платон, по-видимому, не понимает, что 
принудительное принятие таких мифов несовместимо с философией, и подразумевает 
такой род воспитания, который задерживает развитие ума.

Определение «справедливости», которое является формальной целью всего 
обсуждения, достигается в четвертой книге. Нам говорят, что справедливость 
состоит в том, что каждый выполняет свою собственную работу и не вмешивается в 
чужие дела: город справедлив, когда купец, наемник и страж — каждый выполняет 
свою собственную работу, не вмешиваясь в работу других классов.

То, что каждый должен заниматься своим собственным делом, несомненно, является 
превосходным наставлением, но оно едва ли соответствует тому, что современный 
мир, естественно, назвал бы «справедливостью». Греческое слово, переведенное 
так, соответствовало очень важному понятию в греческой мысли, для которого у 
нас, однако, нет точного эквивалента. Так же уместно вспомнить, что говорил 
Анаксимандр:


«А из чего возникают все вещи, в то же самое они и разрешаются согласно 
необходимости. Ибо они за свою нечестивость несут наказание и получают 
возмездие друг от друга в установленное время».


До возникновения философии греки имели о Вселенной такое представление (theory) 
или чувство, которое можно назвать религиозным или этическим. Согласно этому 
представлению, каждый человек и каждая вещь имеют свое предустановленное место 
и предопределенную функцию. Это не зависит от приказа Зевса, потому что сам 
Зевс подчиняется тому же самому закону, который управляет другими. Это 
представление связано с идеей судьбы, или необходимости. Она настойчиво 
применяется к небесным телам. Но там, где есть сила, там есть и тенденция 
перейти пределы справедливого; тогда возникает борьба. Некоторого рода 
безличный, сверхолимпийский закон наказывает дерзкое пренебрежение к законам и 
восстанавливает вечный порядок, который агрессор пытался нарушить. Эта точка 
зрения, первоначально, по-видимому, едва ли сознаваемая, целиком перешла в 
философию; ее следует искать также в космологиях борьбы, таких как космология 
Гераклита и Эмпедокла, и в таких монистических доктринах, как доктрина 
Парменида. Это источник веры одновременно и в естественный и в человеческий 
закон, и она, совершенно ясно, лежит в основе платоновской концепции 
справедливости.

Слово «справедливость», как оно еще употребляется до сих пор в праве, более 
подходит к концепции Платона, чем слово «справедливость», используемое в 
политических спекуляциях. Под влиянием демократической теории мы стали 
ассоциировать справедливость с равенством, тогда как для Платона она не имела 
такого значения. «Справедливость», в том смысле, в каком она является почти 
синонимом «права» (law), как, например, когда мы говорим о «суде» [123 - 
Название суда на английском языке включает слово «справедливость» — «court of 
justice». — Прим. перев.], касается главным образом прав собственности, которые 
не имеют никакого отношения к равенству. Первое определение «справедливости», 
предложенное в начале «Государства», гласит, что она состоит в уплате долгов. 
Это определение вскоре оставляется как несоответствующее, но кое-что от него 
остается и в конце.

Следует высказать несколько соображений относительно определения Платона. 
Во-первых, оно допускает возможность неравенства во власти и в привилегиях без 
справедливости. Стражи должны обладать всей властью, потому что они являются 
самыми мудрыми членами общины; несправедливость, согласно определению Платона, 
имела бы место только в том случае, если бы люди, принадлежащие к другим 
классам, были мудрее, чем некоторые из стражей. Вот почему Платон 
предусматривает выдвижение и понижение граждан, хотя и считает, что двойное 
преимущество рождения и образования приведет в большинстве случаев к 
превосходству детей стражей над детьми других классов. Если бы имелась более 
точная наука управления и было бы больше уверенности в том, что люди будут 
следовать ее указаниям, то многое должно было бы говорить за систему Платона. 
Никто не считает несправедливым включать лучших футболистов в футбольную 
команду, хотя они приобретают таким образом большое превосходство. Если бы 
футболом управляли так же демократично, как управляли Афинами, то студентов, 
играющих за свой университет, выбирали бы по жребию. Но в вопросах управления 
трудно узнать, кто обладает самым высоким мастерством, и весьма далеко до 
уверенности в том, что политик употребит свое искусство в интересах общества, а 
не в своих собственных или в интересах своего класса, партии или веры.

Следующее соображение состоит в том, что определение «справедливости» у Платона 
предполагает государство, организованное или согласно традиции, или согласно 
его теории и осуществляющее в целом какой-то этический идеа