чные гипотезы. 
Прогресс в метафизике, поскольку он имел место, состоял в постепенном 
усовершенствовании всех этих гипотез, в развитии того, что в них 
подразумевалось, и в их переработке для опровержения возражений, выдвигаемых 
приверженцами соперничающих гипотез. Научиться понимать Вселенную в 
соответствии с каждой из этих систем — наслаждение для воображения и в то же 
время противоядие от догматизма. Более того, даже если ни одна из гипотез не 
может быть доказана, истинное значение состоит в том, чтобы открыть тот 
заключенный в них элемент, который делает каждую из них логически 
последовательной в себе и согласующейся с известными фактами. Так вот, почти 
все гипотезы, господствующие в современной философии, первоначально были 
выдвинуты греками. Их богатая воображением изобретательность в абстрактных 
вопросах едва ли может быть переоценена. Во всем, что я буду говорить о греках, 
я буду руководствоваться главным образом этой точкой зрения. Я буду считать их 
родоначальниками теорий, которые при всем своем первоначально довольно 
младенческом характере оказались способными к сохранению и развитию в течение 
более двух тысячелетий.

Греки сделали, правда, кое-что еще, что оказалось имеющим поистине наиболее 
устойчивую ценность для абстрактной мысли: они открыли математику и искусство 
дедуктивного рассуждения. В частности, геометрия — специфически греческое 
изобретение, и без нее современная наука была бы невозможна. Но в связи с 
математикой выявляется односторонность греческого гения: он размышляет 
дедуктивно, исходя из того, что кажется самоочевидным, а не индуктивно, 
сообразуясь с предметом наблюдения. Изумительные успехи греков в использовании 
этого метода ввели в заблуждение не только древний мир, но также и большую 
часть современного мира. Лишь весьма медленно научный метод, стремящийся 
индуктивно выводить принципы из наблюдений над отдельными фактами, вытеснил 
эллинскую веру в дедукцию из лучезарных аксиом, извлекаемых из ума философа. 
Поэтому, не говоря уже о других причинах, ошибочно относиться к грекам с 
суеверным почитанием. Научный метод, несмотря на то, что греки были первыми, 
среди которых, хотя и у немногих, был намек на него, в целом чужд складу их ума,
 и попытка прославлять греков, умаляя интеллектуальный прогресс последних 
четырех столетий, оказывает тормозящее действие на развитие современной мысли.

Однако существует довод и более общего характера против слепого преклонения 
перед греками или кем бы то ни было еще. Правильное отношение к изучению того 
или иного философа состоит не в том, чтобы почитать или презирать его, но 
прежде всего в некоторого рода предрасположенности, дающей возможность понять, 
что именно склоняет к тому, чтобы верить в его теории, и только потом следует 
оживлять критическое отношение, которое должно напоминать, насколько это 
возможно, состояние ума той личности, которая отбрасывает мнения, отстаиваемые 
ею прежде. Презрение мешает первой части этого процесса, преклонение — второй. 
Следует при этом учитывать две вещи: надо помнить, что человек, чьи взгляды и 
теории заслуживают изучения, должен, по-видимому, обладать определенным умом, 
но надо также иметь в виду, что ни один человек не достигал, вероятно, полной и 
окончательной истины по какому бы то ни было вопросу. Когда умный человек 
выражает совершенно абсурдный с нашей точки зрения взгляд, мы не должны 
пытаться доказывать, что этот взгляд тем не менее является правильным, но нам 
следует попытаться понять, каким образом этот взгляд когда-то казался 
правильным. Это упражнение исторического и психологического воображения 
одновременно и расширяет сферу нашего мышления, и помогает нам понять, 
насколько глупыми многие из лелеемых нами предрассудков покажутся веку, 
обладающему другим складом ума.

Между Пифагором и Гераклитом, с которым мы будем иметь дело в этой главе, 
находится другой, менее значительный философ, а именно Ксенофан. Даты жизни 
Ксенофана неопределенны; они могут быть определены главным образом исходя из 
того обстоятельства, что он ссылается на Пифагора, а Гераклит ссылается на него.
 Ксенофан по рождению иониец, но большую часть своей жизни прожил в Южной 
Италии. Он полагал, что все вещи произошли из земли и воды. Что касается богов, 
то Ксенофан был очень настойчив в своем свободомыслии.

		Все на богов возвели Гомер с Гесиодом, что 
только		У людей позором считается или 
пороком:		Красть, прелюбы творить и друг друга обманывать [тайно],
		<...
>		Но люди мнят, что боги были рождены,
		Их же одежду имеют, и голос, и облик [такой же].
		<...
>		Если бы руки имели быки и львы или кони,
		Чтоб рисовать руками, творить изваянья, как люди,
		Кони б тогда на коней, а быки на быков бы 
похожих		Образы рисовали богов и тела их ваяли,
		Точно такими, каков у каждого собственный облик.
		Эфиопы... черными и с приплюснутыми носами,
		Фракийцы — рыжими и голубоглазыми [36 - Фрагменты ранних греческих философов, 
с. 141.].

Ксенофан верил в единого Бога, который не похож на человека ни по своему образу 
мышления, ни по своему внешнему виду и который «...без труда, помышленьем ума 
он все потрясает» [37 - Там же, с. 173.]. Ксенофан высмеял пифагоровскую 
доктрину переселения 
душ:
		Шел, говорят, он однажды, и видит — щенка избивают,
		Жалостью охваченный, он слово такое 
изрек:		«Стой! Перестань его бить! В 
бедняге		Душу я опознал, визгу внимая ее» [38 - Там же, с.