лго до этого получила всеобщее признание.

Благодаря обладанию сверхъестественной силой, священники могли определять, 
суждено ли человеку провести вечную жизнь на небе или в аду. Если человек 
умирал отлученным от церкви, он отправлялся в ад; если же он умирал после того, 
как священник совершал все необходимые церемонии, он должен был в конце концов 
попасть на небо, при условии, что должным образом покаялся и исповедался в 
своих грехах. Но прежде чем попасть на небо, ему предстояло провести некоторое 
время — может быть, весьма значительное — в муках чистилища. Во власти 
священника было сократить это время, произнося мессы за упокой его души, что 
они охотно были готовы исполнять за подходящую денежную мзду.

Нужно иметь в виду, что и священники и миряне искренне и непоколебимо верили 
всему этому; это не было только верованием, исповедовавшимся по обязанности. 
Сверхъестественная сила, которой было наделено духовенство, не раз обеспечивала 
ему победу над могущественными государями, выступавшими во главе своих армий. 
Но эта сила ограничивалась двумя обстоятельствами: дикими взрывами страстей со 
стороны неистовых мирян и раздорами среди самого духовенства. Жители Рима, 
вплоть до времени Григория VII, обнаруживали весьма слабое почтение к особе 
папы. Они могли похитить его, засадить в тюрьму, отравить или открыто выступить 
против него всякий раз, когда буйные распри клик, на которые распадался Рим, 
побуждали их к таким действиям. Как это совмещалось с их верованиями? Частично, 
несомненно, дело объяснялось просто отсутствием сдерживающих начал, но частично 
и убеждением, что в содеянных грехах можно будет покаяться на смертном одре. 
Была еще одна причина, действие которой в Риме сказывалось меньше, чем в других 
местах; она заключалась в том, что короли могли подчинять своей воле епископов 
в своих владениях и таким образом обеспечивать достаточное количество 
сверхъестественной силы, чтобы спасти себя от вечного проклятия. Поэтому 
наличие церковной дисциплины и единого аппарата церковного управления 
составляло необходимую предпосылку могущества духовенства. Эти цели были 
достигнуты в XI столетии как неотъемлемая часть движения за моральную реформу 
духовенства.

Могущество духовенства как целого могло быть обеспечено только ценой весьма 
значительных жертв со стороны отдельных представителей клира. Два огромных зла, 
против которых направляли свою энергию все церковные реформаторы, были симония 
и внебрачное сожительство. Каждому из этих моментов нужно уделить несколько 
слов.

Благодаря пожертвованиям верной паствы церковь стала богатой. Многие епископы 
владели огромными поместьями, и даже приходские священники, как правило, вели 
по тем временам весьма привольный образ жизни. Право назначать епископов обычно 
на практике находилось в руках королей, но иногда и в руках отдельных 
представителей феодальной знати — вассалов короля. Король обычно продавал 
епископские должности; это даже было источником значительной доли его доходов. 
В свою очередь епископ продавал те церковные бенефиции, которые находились в 
его власти. Тайны это ни для кого не составляло. Герберт (Сильвестр II), 
описывая епископа, вложил в уста последнего следующие слова: «Я дал золото и 
получил епископство; и я не боюсь получить свое золото обратно, если я веду 
себя должным образом. Я посвящаю в сан священника и получаю золото; я назначаю 
диакона и получаю кучу серебра. Видишь — то золото, что я дал, я вернул в свой 
кошелек умноженным» [322 - Cambridge Medieval History. Vol. V, ch. 10.]. Петр 
Дамиани в 1059 году обнаружил, что в Милане не было ни одного представителя 
клира, от архиепископа до низшего служителя церкви, который не был бы повинен в 
симонии. А то, что было в Неаполе, никоим образом не составляло исключения.

Симония, конечно, являлась грехом, но это было еще не все, что можно было 
сказать против нее. Симония приводила к тому, что церковные бенефиции 
раздавались не за заслуги, а за богатство; она закрепляла право светских владык 
на назначение епископов и полную зависимость от светских правителей; симония 
превращала епископат в часть феодальной системы. Кроме того, когда человек 
покупал бенефицию, он, естественно, жаждал возместить свои расходы, и потому, 
по всей видимости, мирские заботы должны были взять в нем верх над заботами 
духовными. Вот почему кампания против симонии была необходимой частью борьбы за 
власть церкви.

Весьма сходные соображения приложимы к вопросу о целибате духовенства. 
Реформаторы XI столетия часто говорили о «внебрачном сожительстве», когда 
правильнее было бы говорить о «браке». Монахам, конечно, мешал вступить в брак 
данный ими обет целомудрия, но для вступления в брак белого духовенства не было 
никакого ясного запрета. В восточной церкви приходские священники вплоть до 
сего дня имеют право жениться. На Западе в XI столетии большинство приходских 
священников было людьми женатыми. Епископы в свою очередь обращались к словам 
св. Павла: «Но епископ должен быть непорочен, одной жены муж» [323 - I Тимоф. 
3; 2.]. В моральном отношении этот вопрос не был столь же бесспорным, как 
вопрос о симонии, но политические побуждения, диктовавшие требование целибата 
духовенства, были весьма сходны с теми, которые действовали в кампании против 
симонии [324 - См. Henry С. Lea. The History of Sacerdotal Celibacy.].

Когда священники были женаты, они, естественно, пытались передать церковную 
собственность своим сыновьям. Они имели возможность сделать