|
концу мира в христианском учении, но только завершение цикла;
весь процесс будет повторяться бесконечно. Все, что случается, случалось раньше
и случится снова — и не однажды, а бесчисленное число раз.
Так, как мы ее до сих пор излагали, эта доктрина могла бы показаться
безрадостной и ни в каком отношении не более успокоительной, чем обычный
материализм, — такой как материализм Демокрита. Но это лишь один ее аспект.
Развитие природы, согласно стоицизму, как и в теологии XVIII века,
предопределено Законодателем, который являлся также и благодетельным
Провидением. Все целиком, до мельчайших подробностей, запланировано, чтобы
обеспечить определенные цели естественными средствами. Эти цели, за исключением,
когда они касаются богов и демонов, должны быть найдены в жизни человека. Все
имеет свою направленность, связанную с человеческими существами. Некоторые
животные пригодны для пищи, другие — для испытания мужества; даже клопы полезны,
поскольку они помогают нам просыпаться по утрам и не лежать слишком долго в
постели. Иногда верховная власть называется Богом, иногда — Зевсом. Сенека
отличал этого Зевса от объекта народного верования, который был таким же
реальным, но подчиненным.
Бог не отделен от мира, он — душа мира; и в каждом из нас содержится частица
Божественного Огня. Все вещи суть части единой системы, называемой Природой.
Индивидуальная жизнь хороша, когда она находится в гармонии с Природой. В
известном смысле каждая жизнь находится в гармонии с Природой, поскольку она
такова, какой ее сделали законы Природы; но в другом смысле человеческая жизнь
находится в гармонии с Природой только тогда, когда воля индивида направлена к
целям, которые являются также целями Природы. Добродетель — это воля,
находящаяся в согласии с Природой. Дурные люди, хотя они поневоле повинуются
законам Бога, делают это вынужденно; Клеант сравнивает их с собакой,
привязанной к тележке и вынужденной идти туда, куда едет тележка.
В жизни отдельного человека добродетель является единственным благом; здоровье,
счастье, богатство и тому подобное не принимаются в расчет. Поскольку
добродетель заключается в воле, все действительно хорошее или плохое в жизни
человека зависит только от него самого. Он может обеднеть, но что из этого? Он
все же может быть добродетельным. Тиран может заключить его в темницу, но он
все же может упорно продолжать жить в гармонии с Природой. Он может быть
приговорен к смерти, но в его воле умереть благородно, как Сократ. Другие люди
имеют власть только над внешним; добродетель, которая одна является истинным
благом, полностью зависит только от самого индивида. Поэтому каждый человек
обладает совершенной свободой при условии, если он освободится от мирских
желаний. Только по ложному суждению такие желания являются превалирующими;
мудрец, чьи суждения истинны, — хозяин своей судьбы во всем том, что он ценит,
поскольку никакая внешняя сила не может лишить его добродетели.
В этой доктрине имеются очевидные логические трудности. Если добродетель
действительно является единственным благом, благодетельное Провидение должно
быть заинтересовано только в том, чтобы вызывать добродетель; однако законы
Природы породили изобилие грешников. Если добродетель является единственным
благом, не может быть доводов против жестокости и несправедливости, поскольку,
как стоики не устают повторять, жестокость и несправедливость предоставляют
страдающему наилучшую возможность упражняться в добродетели. Если мир полностью
детерминирован, законы Природы сами решат, буду ли я добродетельным или нет.
Если я безнравствен, Природа вынуждает меня быть таким и свобода, которую, как
предполагают, дает добродетель, для меня невозможна.
Современному уму трудно с энтузиазмом относиться к добродетельной жизни, если
посредством нее не будет достигнуто ничего хорошего. Мы восхищаемся медицинским
работником, который рискует жизнью во время эпидемии чумы, потому что считаем,
что болезнь есть зло, и надеемся снизить частоту заболеваний. Но если болезнь —
не зло, медицинский работник вполне мог бы спокойно сидеть дома. Для стоика
добродетель является сама по себе целью, а не чем-то, что приносит благо. Но
если мы посмотрим вперед, каков же окончательный результат? Разрушение всего
существующего мира огнем, а затем повторение всего процесса. Может ли что-либо
быть более предельно бесполезным? Время от времени может происходить прогресс,
на некоторый период, — но в конце концов это будет только повторение. Когда мы
встречаем что-нибудь невыносимое, мы надеемся, что в свое время такие вещи не
будут иметь места; но стоик уверяет нас, что все, что случается теперь, будет
повторяться снова и снова. Можно подумать, что Провидение, которое видит все в
целом, должно в конце концов устать до отчаяния.
В концепции добродетели у стоиков имеется некоторое безразличие. Осуждаются все
страсти, не только плохие. Мудрец не знает сочувствия: когда его жена или дети
умирают, он считает, что это событие не служит препятствием для его собственной
добродетели и поэтому не страдает глубоко. Дружба, столь высоко ценимая
Эпикуром, очень хороша, но ее не следует доводить до того, чтобы несчастье
вашего друга смогло нарушить ваше святое спокойствие. Что же касается
общественной жизни, участие в ней, быть может, является вашим долгом, поскольку
она предоставляет возможность осуществлять правосудие, выказывать силу духа и т.
д., но вы не должны быть движимы желанием облагодетельствовать род
человеческий, поскольку бл
|
|