. Учитель. Если бы ты
был в месте, где знал бы, что есть целебные травы и смертоносные, но не
умел бы их различить, и был бы там некто, в чьем умении различать их ты бы
не сомневался бы, и он тебе на вопрос, какие целебны, а какие смертоносны
(на словах) сказал бы, что целебные одни, а сам ел бы другие, то чему ты
больше поверил бы --слову или делу его? Ученик. Не столько поверил бы
слову, сколько делу. Учитель. Значит, он больше сказал бы тебе о том, какие
целебные, делом, чем словом? Ученик. Да. Учитель. Так, значит, если бы ты
не знал, что не должно обманывать, и тебя кто-то обманывал бы, даже если бы
он сам тебе говорил, что не должно обманывать, то больше он сказал бы тебе
делом, что должно обманывать, чем словом, что не должно. Подобным образом,
когда некто думает или хочет чего-нибудь, а ты не знаешь, должно ли этого
хотеть или об этом думать, пока видишь только желание или мысль, то он
самим делом обозначает, что этого должно хотеть или об этом думать. И если
это должно, он "говорит истину", если же нет -- "лжет". Также в
существовании (existentia) вещей есть подобным образом истинное или должное
обозначение; ибо и само то, что нечто существует, "говорит", что оно должно
существовать" 30. Ученик. Теперь вижу ясно то, чего раньше не замечал.
Учитель. Направимся же к тому, что осталось. Ученик. Ты иди первым, а я
буду следовать за тобой. Глава Х. О высшей истине Учитель. Ты ведь не
отрицаешь, что высшая истина есть правильность? Ученик. Более того, ничем
другим не могу ее признать. Учитель. Заметь, что все правильности, о
которых речь шла раньше, суть правильности потому, что то, в чем они
находятся (illa in quibus sunt), или есть (некое должное), или делает то
же, что (должное), или делает то, что должно; высшая же истина не потому
есть правильность, что она сама должна что-либо, -- в действительности все
в долгу перед ней (omnia illi debent), но сама она никому ничего не должна,
и она есть то, что она есть, не по какой другой причине, кроме то, что она
существует. Ученик. Понятно. Учитель. И то понимаешь, каким образом эта
правильность является причиной всех других истин и правильностей, а ее
причиной ничто не является? Ученик. Понимаю и то замечаю, что среди других
некоторые суть только действия (effecta), некоторые же -- причины и
действия; так, истина, которая находится в существовании (existentia)
вещей, есть действие высшей истины и сама в свою очередь является причиной
истины представления (quae cogitationis est) и той, которая есть в
предложении (propositione), а эти две истины не суть причины никакой
истины. Учитель. Хорошо разбираешь: потому уже можешь понять, как я доказал
в моем "Монологионе" 31, что высшая истина не имеет ни начала, ни конца, на
примере истины речи. Ведь когда я говорил: "Когда не было истинно, что
нечто было будушим", я не хотел сказать, что сама эта речь, утверждающая
нечто как будущее, не имеет начала или что (утверждаемая ею) истина есть
Бог, а то, что немыслимо такое время, когда, если бы была такая речь,
истина в ней отсутствовала бы. Так что поскольку немыслимо (время), когда
эта истина не могла бы существовать, если бы существовала речь, в которой
она могла бы быть, то нужно понимать так, что не имела начала та истина,
которая является первой причиной данной истины. Ведь истина высказывающей
речи не могла бы существовать всегда, если бы не существовала всегда ее
причина, -- что нечто является будущим, если только в самом деле (repisa)
нечто не является будущим; а ничто не является будущим, если оно не есть в
высшей истине. Это же следует понимать и о той речи, которая говорит, что
"нечто является прошедшим". Ведь если истина этой речи, когда она была
высказана (si facta fuerint), не может отсутствовать ни в каком смысле, то
необходимо, чтобы у той истины, которая есть ее высшая причина, нельзя было
помыслить никакого конца. Поэтому-то ведь поистине и называется нечто
прошедшим, что это так на самом деле; и является прошедшим нечто потому,
что это так в высшей истине. Поэтому если никогда не могло не быть истинным
то, что нечто будет, и никогда не сможет быть неистинным то, что нечто
было, -- невозможно, чтобы было начало у высшей истины или что будет у нее
конец. Ученик. Не вижу ничего, что можно было бы возразить твоему
рассуждению. Глава XI. Об определении истины Учитель. Вернемся к разысканию
истины, которое мы начали. Ученик. Все это относится к разысканию истины;
однако, возвращайся куда тебе угодно. Учитель. Итак, скажи мне, кажется ли
тебе, что есть какая-либо иная правильность, кроме тех, которые мы
наблюдали. Ученик. Нет другой, кроме этих, -- разве что та, которая
находится в телесных вещах, как, например, прямизна (rectitudo) палки --
этим она весьма чужда. Учитель. Чем же, по-твоему, она отличается от этих?
Ученик. Тем, что ее можно познать телесным зрением; те же постигаются
созерцанием рассудка (contemplatio rationis). Учитель. Разве же эта
правильность тел не мыслится и не познается, помимо низших чувств, также и
рассудком? Например, если возникнет сомнение в том, является ли прямой
линия отсутствующего тела, и можно показать 32, что она ни в какой части не
изгибается, то не рассудком ли улавливается, что она необходимо должна быть
прямой? Ученик. Пожалуй. Ноэта (правильность), которая таким образом
постигается рассудком, так же ощущается и зрением в подлежащем (in
subiecto)33; те же никаким другим способом, кроме как только сознанием
(sola mente), не могут быть восприняты (percipi possunt). Учитель. Итак, мы
можем, если только я не ошибаюсь, определить, что истина есть правильность,
воспринимаемая одним лишь сознанием (rectitudo sola mente perceptibilis).
Ученик. Не вижу в этом суждении никакой ошибки. Это определение истины
содержит как раз ни больше, ни меньше, чем надлежит, так как "правильность"
отделяет ее от всякой вещи, которая не называется правильностью, а
"воспринимаемая только сознанием" отделяет ее от правильности