ентность является его основным фактом. Если же это несовместимо с 
религиозным почитанием, оно значит только, что теизм не имеет места для 
истинной религии, поскольку истинный теизм должен признать божественную 
имманентность. Всякая истинная религия заявляет, что конечные вещи не 
представляют собой чего-то самодовлеющего и не могут самостоятельно развиваться,
 но что бог пребывает над всем, через все, во всем; он является основой 
существования источником жизни и целью желаний. 

"Взойду ли на небо – Ты там; сойду ли в преисподнюю – и там Ты. Возьму ли 
крылья зари и переселюсь на край моря – и там рука Твоя поведет меня..."254 
"Бог ли я вблизи, – говорит владыка, – и не бог ли вдали? Может ли кто-либо 
скрыться в потайных местах, чтобы я не увидел его? – говорит владыка; разве я 
не наполняю небо и землю?" "В боге мы живем, движемся и имеем свое бытие"255, и 
"тот, кто пребывает в любви, пребывает в боге, и бог – в нем"256. 

Всякая истинная религия признает имманентность бога и является, поэтому, в 
высшей степени мистической. 

XVI. МОКША, ИЛИ ОСВОБОЖДЕНИЕ
Является ли высшее состояние религиозного сознания искупление с помощью 
верховного божества – простым переходом в ничто? Упанишады считают, что в 
высшем состоянии имеет место распад индивидуальности, отказ от эгоистической 
изоляции, однако это состояние не есть просто ничто или смерть. 

"Как текущие реки исчезают в море, теряя свое наименование и форму, так и 
мудрый человек, освободившийся от имени и формы, идет к божеству, которое 
находится за пределами всего"257. 

Упанишады не признают первичной реальности узкого индивидуального я. Те, 
которые просят в молитвах личного бессмертия, основываются на первичности 
индивида и добиваются его сохранения за пределами мира. Реальное в конечной 
жизни – то, что является лучшим в природе индивида, – это бесконечное, и оно 
существует за пределами физического существования. Ничто ценное не теряется. 
Какова бы ни была та духовная ценность, которой мы добиваемся на земле и 
находим не полностью, мы обладаем ею абсолютно в высшем состоянии. Как 
человеческие существа, мы достигаем своих идеалов не полностью, проблесками, в 
моменты просветления. В высшем же состоянии мы постигаем их совершенно, в 
полной мере и абсолютно. Тайттирия упанишада отмечает, что блаженство, которое 
мы получаем в этом мире, представляет собой только тень божественного 
блаженства, его слабое отражение258. После всех наших трудностей плавания в 
море жизни мы не достигаем пустынного берега, где мы должны умереть от голода. 
Освобожденное состояние должно рассматриваться как наиболее полное выражение я. 
Восхождение к богу было бы падением в пустоту или первичный хаос, если 
первичный Брахман рассматривается как абстракция. Тогда уничтожение – цель 
человека. Упанишады оспаривают такой вывод. Высшее – это состояние восторга, 
экстаза, состояние ананды, где творение, как творение, уничтожается, но 
становится единым с творцом или, выражаясь более точно, осознает свое единство 
с ним. Мы не в состоянии адекватно описать это совершенство. Мы пользуемся 
символами. Природа вечной жизни – это состояние ананды, или свободы, состояние 
радостного расширения души, где небо и земля ощущаются как бы слитыми. Ее 
природа не может быть охарактеризована, кроме как в образах и метафорах. В этой 
жизни мы имеем некоторые состояния, которые могут быть нами взяты как 
иллюстрации вечного или безвременного существования. Барон фон Хюгель 
рассказывает нам о состояниях транса, которые 
"представляются испытывающей душе, в соответствии со степенью сосредоточенности,
 как безвременные, то есть как не следующие одно за другим, одновременные, 
следовательно, как вечные... Вечность души не является здесь выводом из 
очевидного богоподобия души в других отношениях, когда она находится в этом 
состоянии; но вечность, напротив, является центром самого переживания и 
является главным побуждением для души в ее приверженности к божественному. 
Бессмертие души не может быть испытано раньше смерти, в то время как ее 
вечность, в указанном смысле, представляется или, по-видимому, является 
непосредственно испытываемой в некоторых "этой жизни" состояниях. Отсюда вера в 
бессмертие становится здесь производной, в то время как вера в вечность – 
первична"259. 

В наслаждении мелодией, в созерцании произведения искусства, в понимании 
доказательства как целого мы имеем мистическое состояние, видение бога, 
переживание вечности260. Временные события становятся вечными, если их 
рассматривать в отношении к абсолютному и, таким образом, устанавливать их 
подлинную ценность. 

Поскольку с нашей человеческой точки зрения невозможно описать полноту 
абсолютной реальности, упанишады не дают точного изображения состояния 
окончательной свободы. Во всем имеются две разноречивые оценки: что это 
состояние подобия богу и что это состояние единства с богом. 

В упанишадах имеются некоторые места, где говорится, что индивид становится 
единым с высшим. Пранава – это лук, Атман – стрела, а Брахман, как говорят, 
является целью. Он должен быть поражен тем, кто невозмутим, а то, что поражает, 
становится подобным стреле, целью которой является Брахман261. Атман становится 
единым с Брахманом262. Здесь выявляется абсолютное тождество между душой и 
Брахманом. И снова: 

"Все это становится единым в высшем непроходящем Брахмане"263. "Он сливается в 
высшем, неразрушимом Атмане"264. "Он становится всеведущим и объемлет все"265. 
"Он входит во все"266. 

Искупившая грехи душа входит во все вещи и становится всеми вещами в духе. 

"Достигнув его, провидцы, уд