ики адвайты, которые не удовлетворены этим взглядом и 
чувствуют, что бесполезно прикрывать наше затруднение с помощью термина "майя". 
Они пытаются дать более позитивное объяснение соотношения между совершенным 
бытием, абсолютно лишенной какой-либо отрицательности неизменной реальностью, 
ощущаемой в глубинах опыта, и миром изменения и становления. Чтобы сохранить 
совершенство единой реальности, мы должны сказать, что мир становления не 
обусловливается прибавлением какого-либо элемента извне, поскольку вне ничего 
не существует, а может быть лишь результатом уменьшения. Чтобы объяснить 
изменение, допускают нечто отрицательное, вроде небытия у Платона или материи у 
Аристотеля. Через развитие этого отрицательного начала неизменное, по-видимому, 
развертывается в изменяющееся множество. Лучи струятся из солнца, которое, тем 
не менее, их не содержит. Майя – это наименование отрицательного начала, 
посредством бесконечного волнения и непрестанного беспокойства дающего толчок 
всеобщему становлению. Течение вселенной обусловлено очевидной деградацией 
неизменного. Реальное представляет все то, что есть положительного в процессе 
становления. Предметы этого мира всегда стремятся восстановить свою реальность, 
восполнить недостающее им, избавиться от своего отдельного бытия и 
индивидуальности. Однако в этом им препятствует их внутренняя пустота, 
отрицательное начало – майя, возникающая вследствие промежутка между тем, чем 
предметы являются, и тем, чем они должны стать. Если мы избавимся от майи, 
подавим склонность к дуализму, уничтожим этот промежуток, заполним недостающее 
и дадим ослабеть беспокойству, то пространство, время и изменение снова 
возвращаются в чистое бытие. Пока существует первоначальная недостаточность 
майи, предметы обречены пребывать в мире времени, пространства и причины. Майя 
не является созданием человеческого ума. Она предшествует нашему интеллекту и 
от него не зависит. Майя поистине создатель предметов и умов, необъятная 
потенция всего мира. Иногда ее называют пракрити. Чередования рождения и гибели,
 вечно повторяющиеся космические эволюции – все это символизирует тот 
существенный недостаток, который имеется в мире. Мир становления – это 
прерывание бытия, а майя – отражение реальности. Мировой процесс – это не 
столько перемещение неизменного бытия, сколько нарушение обычного его порядка. 
И все же мир майи не может существовать отдельно от чистого бытия. Движение 
невозможно, если отсутствует неизменность, ибо движение есть лишь деградация 
неизменного. Истина всеобщей изменчивости заключается в неподвижном бытии. 

Как становление представляет собой отпадание от бытия, так и авидья, или 
незнание, является отпаданием от видьи, или знания. Чтобы познать истину, 
постичь реальность, мы должны избавиться от авидьи и ее интеллектуальных форм, 
которые все ломаются, как только мы пытаемся втиснуть в них реальность. Это не 
является оправданием лености мысли. Согласно этому взгляду, философия в 
качестве логики убеждает нас отказаться от применения интеллектуальных понятий, 
которые соотносительны с нашими практическими нуждами и миром становления. 
Философия говорит нам, что, поскольку мы связаны интеллектом и погружены в мир 
множества, все наши усилия возвратиться к простоте единого будут тщетными. Если 
мы спросим разум, почему имеются авидья или майя, осуществляющие отпадение от 
видьи или от бытия, то не получим ответа. Философия в качестве логики выполняет 
здесь отрицательную функцию, вскрывая недостаточность всех интеллектуальных 
категорий, указывая, каким образом объекты мира соотносительны уму, который 
мыслит их, и не обладают независимым существованием. Она не может нам сказать 
что-либо определенное ни о неизменном, существующем, как говорят, отдельно от 
происходящего в мире, ни о майе, которой приписывают способность создавать мир. 
Философия не может помочь нам непосредственно постичь реальность. С другой 
стороны, она утверждает, что, осмысливая реальность, мы ее извращаем. Может 
быть, этим мы служим интересам истины, поскольку она установлена. Мы можем 
продумать до конца, логически обосновать и содействовать распространению этой 
философии. Сторонники чистого монизма признают более могущественную силу, чем 
абстрактное мышление, которая дает нам возможность ощущать воздействие 
реальности. Мы должны погрузиться во всеобщее сознание и стать сопротяженными 
со всем существующим. Тогда мы будем не столько мыслить о реальности, сколько 
жить ею, не столько знать о реальности, сколько становиться ею. Такой крайний 
монизм с его различением логики и интуиции, реальности и мира существования мы 
встречаем в некоторых упанишадах, трудах Нагарджуны, ультрафилософских 
размышлениях Шанкары, Шри Харши и адвайта веданты. Отголоски крайнего монизма 
слышатся на Западе у Парменида и Платона, Спинозы и Плотина, Бредли и Бергсона, 
не говоря уже о мистиках13. 

Каким бы простым и чистым ни было бытие для интуиции, для интеллекта оно 
является не чем иным, как абсолютной абстракцией. Предполагают, что оно 
продолжает существовать даже тогда, когда уничтожаются всякий факт и форма 
существования. Это – остаток, сохраняющийся при абстрагировании от целого мира. 
Отвлечься от моря и земли, солнца и звезд, времени и пространства, человека и 
бога – трудная задача, за которую берется мысль человека. Когда делается усилие 
уничтожить весь окружающий мир, снять все сущее, то, по-видимому, ничего не 
остается для мысли. Если все существующее уничтожается, то мысль, конечная и 
относительная, к своему крайнему огорчению, приходит к выводу, что больше 
ничего не остается. Для ума, мыслящего понятиями, основное положение интуиции: 
"есть только бытие" – означает, что вообще ничего не существует. Как говорил 
Гегель, мысль может иметь дело лишь с определенными реальностями, конкретными 
вещами. Для нее всякое утверждение заключает в себе отрицание, и наоборот. Все 
конкретное есть становление, объединяющее бытие и небытие, положительное и 
отрицательное. И так, те, кто не у