ойчивую вселенную. Имея дело с миром, мы должны 
употреблять отношения различных видов, как сущность и качество, целое и часть, 
причина и следствие, которые взаимно проникают друг в друга. Восемь главных 
относительных понятий, которые мы невежественно считаем абсолютными, суть 
возникновение и прекращение, постоянство и прерывность, единство и множество, 
приход и уход. Даже модусы существования и несуществования зависят друг от 
друга, так что один возможен только в отношении с другим. Все эти отношения 
являются случайными и не необходимыми. Они не истинны, как сказал бы Кант о 
вещах в себе56. Они действуют только в нашем мире, то есть в мире явлений или 
феноменов. Пока мы рассматриваем эти ограниченные и относительные понятия как 
абсолютно истинные, мы являемся жертвами неведения, этой причины трагедии жизни.
 Когда мы познаем истину вещей, мы поймем, как нелепо почитать отдельные 
продукты из бесконечного ряда превращений, как если бы они были вечными и 
действительными. Жизнь – это не вещь и не состояние вещи, но постоянное 
движение, перемена. Такой взгляд – зародыш позиции Бергсона. 

Тождество предметов – это только другое имя для непрерывности становления. 
Ребенок, мальчик, юноша, мужчина, старик – это одно и то же. Семя и дерево – 
это одно и то же. Индийская смоковница, которой тысяча лет, это то же, что и 
семя, из которого она выросла. Именно преемственность создает видимость 
непрерывного тождества. Хотя субстанция наших тел, так же как и строение наших 
душ, меняется от мгновения к мгновению, мы по-прежнему говорим, что вот-де это 
та же самая старая вещь или тот же самый старый человек. Вещь – это всего лишь 
ряд состояний, о которых утверждается, что первое из них является причиной 
второго, потому что кажется, что они обладают одной и той же природой. 
Кажущееся тождество от мгновения к мгновению состоит в непрерывной 
последовательности моментов, которую мы можем назвать непрерывностью вечно 
изменяющегося тождества. Мир – это система случаев, вечно меняющихся, 
обновляющихся при каждом вздохе и каждое мгновение исчезающих только для того, 
чтобы быть замененными подобной же системой случаев. В результате этой быстрой 
смены зритель приобретает обманчивую веру в то, что вселенная представляет 
собой постоянное существование, точно так же, как головня, если ее вращать, 
производит впечатление полного круга. Лишь полезная условность заставляет нас 
давать индивидууму имена и наделять его формами. Но тождество имени и формы не 
есть свидетельство тождества внутренней реальности. Опять-таки мы естественно 
стремимся вообразить себе постоянную сущность, но это – абстракция мышления. Мы 
говорим "дождит", подразумевая, что это делает кто-то, но этого "кого-то" нет. 
Существует только движение; нет деятелей, а есть деяния; нет ничего, кроме 
становления. 

Чтобы объяснить непрерывное существование мира при отсутствии постоянного 
субстрата, Будда провозглашает закон причинности и делает его основой 
непрерывности. Закон всеобщей причинности со своим королларием – вечным 
постоянством становления – является главным вкладом Будды в индийскую мысль 
[52]. Существование есть превращение. Это – ряд последовательных состояний. Все 
вещи испытывают изменения, характеризующиеся как утпада (появление, 
происхождение), стхити (нахождение), джара (рост) и ниродха (разрушение). 
"Знайте, что все, что существует, возникает от причин и условий и во всех 
отношениях является непостоянным". Все, имеющее причину, должно погибнуть. "Все,
 что рождается, появляется на свет и организуется, содержит в себе врожденную 
необходимость распада". "Все составные вещи должны состариться". Всякая 
субстанция органична, и ее существование есть только постоянная 
последовательность перемен, каждая из которых обусловлена предшествующими 
условиями. Вещь представляет собой только силу, причину, условие. Это 
называется дхармой. "Я научу вас дхарме, говорит Будда: – если то наличествует, 
это становится, от появления того появляется это. Если то отсутствует, это не 
становится, от прекращения того это прекращается"57. Для Будды, как и для 
упанишад, весь мир обусловлен причинами. Если упанишады говорят, что вещи не 
имеют самосуществования как такового, но являются плодами причинного ряда, не 
имеющего начала и конца, то Будда утверждает, что вещи представляют собой плоды 
условий. Для упанишад так же ясно, как и для раннего буддизма, что в этом мире 
беспрестанного изменения и вечного становления для человека нет твердой опоры 
[53]. 

То, что составляет бытие в материальном царстве вещей, есть всего лишь 
патиччасамуппада, или появление одной вещи в зависимости от другой. Причинность 
есть всегда самоизменение или становление. Сущность вещи, ее дхарма это ее 
имманентный закон отношения. Нет бытия, которое менялось бы. Есть только 
самоизменение или самоформирование. Мы не можем сказать, как философия ньяя, 
что одна вещь есть п