Истинные любовники подобны теням, 
   а когда светит солнце в зените, 
   Тени исчезают. 
   Тот истинный любовник, кому Бог говорит: "Я твой, а ты Мой!"" 
   *  *  * 
   "Кто достиг Единения с Богом, не нуждается в посредниках". 
   *  *  * 
   "Земные формы – лишь тени солнца Истины – 
   колыбель для младенцев, но слишком тесная колыбель 
   для тех, кто дорос до духовной зрелости". 
   *  *  * 
   "Благодаря Твоей милости, я не свожу 
   влюбленного взора с вечности". 
   Поэт, из стихов которого мы позаимствовали вышеприведенные выдержки, когда 
еще был очень молодым человеком, однажды посоветовал петь и плясать на 
похоронах друга. На упреки пораженных ужасом и негодующих присутствующих, он 
ответил: "Не уместно ли радоваться, благодарить и плясать, когда дух 
человеческий после многих лет пленения в клетке и темнице тела освобождается 
наконец и летит к тому Источнику, откуда прибыл?" 
   Джами, другой поэт суфиев, так воспел божественную любовь: 
   "Созерцал, смотрел столь пристально, пока сам не стал той, которую созерцал. 
Нет уже ни ее, ни меня, а лишь одно слитное нераздельное Бытие. Все, что не 
едино, должно страдать вследствие печали разлуки". 
   "Кто входит в град любви, находит в нем помещение только для Одного и только 
в Единстве, в Единении". 
   Омар Хайям, поэма которого "Рубаи" хорошо известна на Западе благодаря 
переводу Фитцджеральда, много говорил о любви, возлюбленном и любовнике. Но 
кроме нескольких стихов, приведенных нами в начала этого чтения, Фитцджеральд 
дает нам мало характерного по этому предмету. Главных мест он не перевел и не 
использовал, отдавая, по-видимому, предпочтение образным символам "вина". 
Однако Фитцджеральд все же включил строки, указывающие, что древний Омар 
понимал доктрину и преподавал философию. Следующие выдержки удостоверяют в 
этом: 
   Одни мечтают о мирской славе; 
   Другие вздыхают об обещанном пророками рае. 
   Ах, бери наличность и не заботься о кредите, 
   Не обращай также внимания на отдаленный гул барабана. 
   (В приведенном четверостишии Омар оценивает одинаково и земное и небесное 
блаженства, так как оба они преходящи. Он приглашает лишь стремиться к 
осуществлению Единения с Богом, оставляя без внимания будущие плоскости и 
состояния, которые представляют собой лишь новые виды преходящего, 
непостоянного). 
   "В этот мир, не зная ни "почему", ни "откуда", 
   Мы, подобно воде, волей-неволей вливаемся. 
   И из этого мира, подобно ветру в пустыне, 
   Не зная "куда", против нашей воли, скрываемся". 
   Гонят нас сюда, не спрашивая "откуда"? 
   И, не осведомляя "куда", торопят вон отсюда! 
   О, не одну чашу нужно этого запретного вина 
   Чтобы потопить воспоминание о такой дерзости!" 
   *  *  * 
   "Тогда то, что от Тебя во мне, нечто действующее 
   За завесой, стало искать 
   Света во мраке и я услышал, 
   Как бы извне, – "Мое в тебе ослепло". 
   *  *  * 
   "Тюльпан, для утренней услады 
   Небесным даром винограда, подымается над землей; 
   Поступай и ты так же, пока не опрокинешь небо 
   На землю – как опорожненную чашу. 
   Не смущайся впредь ни человеческим, ни божественным, 
   Предоставь заботы о завтрашнем дне ветрам. 
   И запусти свои пальцы в локоны 
   Стройного как кедр, чудного винограда. 
   И если вино, которое пьешь, и губы, которые прижимаешь, 
   Кончают тем, чем все начинается и все замыкается – т.е. "да". 
   Думай, что ты сегодня то, чем был вчера 
   И что завтра ты не уменьшишься. 
   Когда же ангел более темного напитка, 
   Наконец встретит тебя на берегу реки 
   И, предлагая тебе чашу, пригласит твою душу 
   Опорожнить ее – ты не задрожишь". 
   *  *  * 
   "Не бойся, будто жизнь, покончив счеты 
   С твоим и моим существованием, уже не даст подобных нам. 
   Вечный Саки из своей трубки пустил миллионы пузырей 
   Таких, как ты и я, – и будет пускать". 
   *  *  * 
   "Его тайное присутствие, пробегая как ртуть по венам вселенной, 
   Избегает всех наших страданий.