“разума” у Чжу Си целесообразно, по-видимому, рассматривать в рамках общей для 
классической философской “школы служилых” концепции “единства неба-природы и 
человека” (тянь жэнь хэ и). В этом случае высшей объективностью у Чжу Си 
обладает “небесный разум” (тянь синь), в свою очередь подчиненный общему 
принципу-ли, субъективный же “человеческий разум” (жэнь-синь), будучи по 
природе подвержен искажающему воздействию различных аффектов (“страстей”, юй), 
у мудреца может быть путем самопознания и самовоспитания возвышен (или 
“расширен”) до полного, или почти полного, тождества с “небесным” (или 
“космическим”) разумом. Такого рода “связанное сознание” может быть лишь 
морально доброкачественным (в соответствии с постулируемой моральной 
доброкачественностью “космического” порядка), что и выражается метафорой 
дао-синь (букв. “сознание, приведенное в соответствие с дао”).
   
   Ван Янмин и его учение о сердце; традиционна 
   философия в Новое врем 
   В XV веке учение неоконфуцианцев, продолжая оставаться влиятельным, 
приобрело несколько иное содержание благодаря влиянию виднейшего мыслителя Ван 
Янмина, известного также под именем Ван Шоужэня (1472-1529). Если Чжу Си 
значительное внимание уделял классификации изучаемых вещей-явлений (гэ у), 
интересовался космологическими проблемами и искал рациональные объяснения 
различных природных явлений (изменению геологических структур, затмениям и т.д.
), то Ван Янмин был склонен подчеркивать значение интроспекции и даже 
медитативной практики для достижения самопознания, без которого внешнее 
знакомство со многими предметами могло оказаться бесполезным. Не случайно в 
последующие эпохи находились критики, склонные упрекать его в излишней 
приверженности к созерцательной жизни в буддийском стиле, что якобы могло вести 
к утрате обществом воли к сопротивлению внешней угрозе (со стороны “варваров”) 
и даже упадку морали. 
   Несмотря на эти критические замечания, для ученых последующих веков Ван 
Янмин оставался центральной фигурой в истории умозрения минской эпохи, занимая 
в этом смысле то же место, что и Чжу Си в сунской философии. Значение его идей 
никогда не ставилось под сомнение, более того, виднейшие китайские мыслители 
уже нашего времени считали, что “его учение в той или иной степени должно войти 
в состав будущей (идеальной) китайской культуры”. 
   Наиболее оригинальным в учении Ван Янмина должно быть, по-видимому, признано 
его знаменитое положение о том, что “вне сердца-ума” (синь вай) не существует в 
действительности ни принципа-ли, ни предметов-явлений (у), ни 
занятий-деятельности (ши). При этом Ван Янмин считает сердце-ум не органом в 
физиологическом смысле, а своего рода органом познания, тело-сущность которого 
(ти) – совершенное благо. Присутствие подлинного блага в сердце (что должно 
быть нормой, но может быть блокировано человеческими страстями, юй) делает 
человека способным к познанию благих же вещей-явлений, поскольку они есть 
явления для сердца же. Напротив, “сердце злого человека утрачивает свою 
первосущность” (бэнь-ти), и тем самым превращает своего обладателя в существо 
не только порочное, но и бессознательное. Поэтому для познания пригоден лишь 
“этический субъект”, “добрый человек”. 
   Второй характерной чертой философии Ван Янмина считают трактовку им знания 
как созидающего действия. Смысл тезиса философа о “совпадающем единстве знания 
и действия” – в демонстрации действенного характера знания, стремлении доказать,
 что знание есть действие, а не наоборот, что существенно повышало статус 
знания и шире – сознательного начала в человеке. Ван Янмин для обозначения 
существенного единства знания и действия предложил даже специальный термин – 
лян чжи, что может быть интерпретировано, как “благосмыслие”, под которым 
подразумевается некий дискурсивно невыразимый “творческий акт в себе”, 
“субстанциальная сущность и трансформирующая активность одновременно”. По 
определению самого философа, лян чжи – это “эссенциальный (семенной) дух 
созидательных изменений (цзао хуа чжи цзин лин)”. 
   В качестве программы самосовершенствования мудреца Ван Янмин выдвинул (в 
1521 г.) концепцию “доведения благосмыслия до конца”, в которой обобщил многие 
прежние свои идеи, в том числе идею единства знания и действия. Представление 
об этой чрезвычайно сложной концепции может дать следующий фрагмент, в котором 
философ устанавливает преемственность своего учения по отношению к 
классическому наследию: “Благосмыслие – это то, что Мэн-цзы называл 
утверждающим и отрицающим сердцем. Все люди обладают им. Утверждающее и 
отрицающее сердце знает вне зависимости от рассуждения и может вне зависимости 
от научения. Поэтому и называется благосмыслием” (Ван Янмин цюань цзи. Кн. 26). 
В этом фрагменте Ван Янмин говорит (в известном смысле вслед за “Мэн-цзы”) 
прежде всего о том, что высшее знание (“подлинное” знание-действие) есть не 
только благое, аксиологически максимально высоко стоящее знание, но и “знание о 
благом”, то есть такое знание, конгениальным объектом которого является благо 
же. 
   Янминизм продолжает оставаться одной из наиболее активно обсуждаемых тем в 
историко-философской литературе как в КНР (где, правда, философ не избежал 
обвинений в субъективном идеализме, солипсизме и даже обскурантизме), так и в 
других странах дальневосточной этнокультурной зоны, где предпринимаются попытки 
интерпретации философии Ван Янмина в терминах современных философских учений 
Запада (феноменология, экзистенциализм и др.). В какой-то степени Ван Янмин 
продолжает оставаться не только крупнейшей фигурой китайской философии 
доцинского периода, так сказать, “позднего средневековья”, но и последующих 
веков, в целом не давших (вплоть до “нового времени”) фигур сопоставимого