физический порядок в значительной мере определяется морально-религиозным. Но 
такое представление исторически не было устойчивым. Волюнтативный образ Бога, 
несомненно, ближе Средневековью, особенно патристике, нежели Новому времени: в 
богословском умозрении еще живет "Бог Авраама, Исаака и Иакова", в то время как 
позже, у Галилея, Кеплера и Лейбница, Он больше тяготеет к деятельности 
математика, геометра и часовщика. Но уже сама патристика и тем более схоластика 
открывают опыт "приручения" Бога сотворенному им самим закону - логическому, 
математическому, онтологическому и моральному.

Этизация природной картины мира в христианстве существенным образом отличается 
от морального строя воплощенных душ в античном космосе ("кармического"), где 
физическое устроение бытия тоже производно от морального, но где в порядке 
реинкарнации абсолютизируется объективный закон справедливого воздаяния, в то 
время как христианский моральный Закон, как мы знаем, в этом смысле вовсе не 
объективен, а в каком-то плане антропологичен (его осуществляет по своей воле 
"живой" Бог). Античный универсум, в котором господствует логос, имеет тенденцию 
к секуляризации естественного закона от божественной воли или к поглощению ее 
логосом при доминировании естественного аспекта закона. Христианский же космос, 
внешне являя собой фундаментально упорядоченное целое, внутренне весь пронизан 
энергиями божественного и человеческого (или дьявольского) произвола, тем более 
что эсхатологическая перспектива мира, заданная Богом, всегда ставит под

455

сомнение его наличное бытие. Возвышение Бога над мировым законом, в какой бы 
форме он ни был представлен, закономерно приводит и к фактическому упразднению 
в христианском учении идеи судьбы как объективной безличной ("слепой") 
необходимости или к вытеснению ее на периферию космической жизни (например, у 
Боэция). Самодержавный Субъект не терпит рядом с собой никакой иной 
самодовлеющей реальности, с которой вынуждены были считаться античные боги.

В средневековой антропологии и этике реализована одна из исторических версий 
гуманизма - христианский гуманизм и прежде всего в супранатуральном его 
выражении. Роль человека здесь - главная, но это все-таки только роль в действе,
 ход которого, включающий в себя образ падшего и спасенного создания, заранее 
расписан. Космос же - только его задний план. Но тем не менее на его 
естественном фоне человек выписан чрезвычайно ярко, да и последняя сцена будет 
разыгрываться с участием человека уже среди иных реквизитов, сверхприродных. 
Хотя той малой доли человеческого, которой этот субъект может распоряжаться для 
своего спасения в синергии с Богом, хватает и для его нравственного вменения, и 
для приложения божественного милосердия. Здесь заложена изначальная моральная 
асимметрия - "собственной" воли человека оказывается достаточно для 
инициирования всемирной катастрофы, но совсем недостает для спасения даже его 
души. Он может по своей воле пасть, но своими силами не поднимется.

Ренессансный гуманизм подхватил супранатуральный пафос средневекового гуманизма,
 первичный замысел Бога о человеке, о котором говорится, например, у Максима 
Исповедника, но был вынужден выравнивать несоответствие разнонаправленных 
моральных потенций человека, естественно, усиливая в человеке, как казалось, 
позитивное демиургическое своеволие. Но все же мысль о "достоинстве человека" - 
исключительно христианская мысль, а вовсе не античная: такого размаха 
человеческих способностей, какой раскрыла Библия, античность не прозревала. 
Можно вспомнить, что речь "О достоинстве человека" у Пико делла Мирандолы - это 
речь Бога, и она выражает Ренессанс того идеального образа человека, каким 
мыслило его себе Средневековье.

Средневековая этика представляет собой сложный комплекс разнообразных версий 
моральной философии, включающих как вполне наукообразные и детализированные 
разработки самых отвлеченных проблем морального сознания (прежде всего в 
Западной традиции, особенно в схоластике), так и обоснования специальной 
дисциплины морально-религиозной жизни в ее аскетическом редакции - в

456

форме монашеского "подвига", духовного "художества", опиравшихся на мистический 
опыт и по своей разработанности и изощренности не уступавших умозрительной 
высоте чистого богословия, с которым они были неразрывно связаны. Кроме того, 
мы включаем в средневековую этику и недоктринальные способы бытийствования 
морали в так называемых низовых, бытовых (хотя и не всегда обыденных) формах 
культуры, в которых тем не менее отчетливо утверждается совершенно 
специфическая, может быть и нестандартная, норма универсальной нравственной 
жизни.

Абсолютным моделирующим текстом всех теоретических и практических дисциплин 
нравственной философии Средневековья было Слово Божье, Священное Писание, в 
свою очередь содержащее в себе несколько разновидностей нормативной информации 
- это прежде всего заповеди, предписания, заветы, сентенции праведной жизни, 
так сказать, первичные рефлексии библейского нравственного сознания (Декалог, 
книги Пророков, книги Екклесиаста и Иова, Псалмы, Книга Премудрости Соломона, 
Нагорная проповедь, притчи), а также универсальные образы-символы - живые