которую невозможно умножить. В счастье в силу самодостаточности не может быть 
также регресса; Эпикур говорит о мудреце, что, "раз достигнув мудрости, он уже 
не может впасть в противоположное состояние" (Diog. L. X, 117).

Эпикуреец не боится смерти, потому что он выше ее. Он связывает свою 
подлинность с благами, над которыми смерть не властна - с бессмертными благами. 
А "кто живет среди бессмертных благ тот и сам ни в чем не сходствует со 
смертными" (Diog. L. X, 135). Путь к бессмертию есть тот же путь, что и к 
блаженству. Он лежит через бессмертные блага, через свободу, через 
самоотождествленность индивида, состоящую в безмятежности души и 
безболезненности тела. Он несовместим с жаждой бессмертия, вытекающей из страха 
перед смертью. Жизнь и смерть есть категории времени. Свобода и блаженство - 
категории вечности. Поэтому преодоление жажды бессмертия является одним из 
условий вечности (бессмертия). Этот парадокс хорошо передает пафос рассуждений 
Эпикура о смерти и бессмертии.

408

Преодоление страха смерти - гарантия преодоления всех прочих страхов. Смерть 
считается самым страшным из зол. "Ничего нет страшного в жизни тому, кто 
по-настоящему понял, что нет ничего страшного в не-жизни" (Diog. L. X, 125). 
Таким образам, философия освобождает от страхов, показывая, что они вырастают 
из ложных оснований, являются результатом невежества. Философия просвещает 
человека и тем освещает его жизненный путь. Философское знание - не одноразовое 
знание, сведенное в некую совокупность подлежащих запоминанию формул. Это вовсе 
не совокупность знаний, пусть даже очень большая. У Эпикура речь идет о том, 
чтобы знания, проверенные критерием душевного покоя, а не предрассудки 
руководили человеком. В этом смысле философия - больше, чем содержащиеся в ней 
знания. Это - стиль жизни.

Уклонение от внешнего мира предполагает также уклонение от других индивидов, 
поскольку они являются частью этого мира. Необходимость и случайность, 
отрицание которых составляет единственное позитивное содержание эпикурейского 
идеала свободы, могут действовать и в форме слепых природных сил и в форме 
намеренных действий других индивидов. На пути к безмятежности индивида стоят не 
только вздорные страсти и страхи других людей. Внешние обстоятельства не менее 
опасны для безмятежной жизни индивида, чем его собственные вздорные страсти и 
страхи.

С внешними обстоятельствами, по мнению Эпикура, лучше всего справляется тот, 
кто делает "что можно, близким себе, а чего нельзя, то по крайней мере не 
враждебным, а где и это невозможно, там держится в стороне и отдаляется 
настолько, насколько это выгодно" (Diog. L. X, 154). Это рассуждение дает ключ 
к пониманию взглядов Эпикура на межчеловеческие отношения, в которых он выделял 
два существенно разных условия. Низший уровень можно назвать 
социально-договорным, высший - дружественным. Рассмотрим их чуть подробнее.

Индивиды, поскольку они подвержены вздорным страстям и страхам, представляют 
друг для друга большую опасность. Ненасытные желания и ложные взгляды ведут к 
ссорам. Но "кто знает пределы жизни, тот... вовсе не нуждается в действиях, 
влекущих за собою борьбу" (Diog. L. X, 146). Поэтому первая важнейшая задача в 
отношениях между людьми состоит в том, чтобы нейтрализовать их взаимную 
враждебность. Она решается в обществе путем социального договора, заключаемого 
между индивидами на основе принципов естественной справедливости. 
Справедливость призвана так развести людей, чтобы они не враждовали между собой.
 "Это - договор о том, чтобы не причинять и не терпеть вреда, заключенный при 
общении людей" (Diog. L. X, 150). Справедливость существует в форме законов, 
обычаев, норм приличия, которые видоизменяются в зави-

409

симости от места и обстоятельств. Само общее определение справедливости - 
"польза во взаимном общении людей" (Diog. L. X, 151) - предполагает 
разнообразие ее конкретных воплощений. Содержание справедливости относительно. 
Точно так же относителен ее ценностный статус.

Эпикуреец лоялен по отношению к обществу, но он не привязан к нему сердцем. 
Договорные обязательства являются для него всего лишь нижним общественным 
порогом наслаждений, подобно тому как способность ограничиваться необходимым 
минимумом телесных удовольствий является их нижним естественным порогом. Не 
голодать, не жаждать, не зябнуть - так, как было сказано, очертил Эпикур 
границу свободы от природы. Если учесть, что "люди обижают друг друга или из 
ненависти, или из зависти, или из презрения" (Diog. L. X, 117) то границу 
свободы от общества можно было бы обозначить так: не ненавидеть, не завидовать, 
не презирать.

Единственное общественное отношение, которое не таит в себе опасности для 
индивида и носит неотчужденный характер, - это дружба. Дружба заслуживает 
высокой оценки и по критерию выгоды, безопасности существования. В то же время 
она ценна и сама по себе. "Из всего, что дает мудрость для счастья в сей жизни,