Вскоре была выслана третья «сторожа» — конная разведка под командованием Семена 
Мелика. «Только своими глазами повидайте татарски полки», — приказал 
разведчикам Дмитрий. 
В Березуй (теперь д. Березово на большой Епифанской дороге) прискакали из 
«сторожи» Петр Горский и Карп Олексин, которые привезли пленного из татарской 
знати. Пленный [276] показал, что татарское войско находится уже на Кузьминой 
гати, что в трех переходах от верховья Дона. Мамай не торопится, так как ждет 
подхода к нему на соединение литовского войска и рязанской рати, но через три 
дня войско татар будет уже в верховье Дона. По сообщению пленного, Мамай не 
знал о движении навстречу ему сильной русской рати. На вопрос о численности 
татарского войска пленный ответил: «Неисчетное множество, перечесть нельзя». 
Хорошо организованная разведка своевременно доставляла командованию русской 
рати все необходимые сведения о противнике, что способствовало правильной 
оценке обстановки и принятию верных решений. Мамай же стремился лишь увеличить 
свои силы за счет союзников и не заботился о получении сведений о русской рати, 
видимо полагаясь на ее пассивность вследствие опасности выдвижения к Дону под 
возможными фланговыми ударами литовцев и рязанцев. 
Как сообщается в «Сказании о мамаевом побоище», здесь же в Березуй к русской 
рати присоединились псковские и брянские дружины под командованием двух 
литовских князей — братьев Ягайло. 
5 сентября русская рать подошла к устью р. Непрядва. За семь суток она прошла 
около 125 км (средняя скорость похода небольшая — около 18 км в сутки). Вполне 
вероятно, что передовые части, особенно конница, вышли к Дону раньше. 5 
сентября закончилось сосредоточение здесь всей рати, походная колонна которой, 
несомненно, имела большую глубину. Кроме того, летописец сообщает, что Дмитрий 
вначале не торопился, так как ждал более точных сведений о противнике. 
«И приидоша к Дону, — пишет летописец, — и сташа ту, много думающе»{166}. 
Великий князь Дмитрий собрал в деревне Чернова военный совет и предложил 
князьям и воеводам высказать свое мнение о способе дальнейших действий. Одни 
князья говорили: «Поиде, княже, за Дон», другие советовали: «Не ходи, занеже 
умножишася врази наши, не токмо татарове, но и литва и рязанцы»{167}. В 
«Сказании» более подробно сообщается о военном совете. На вопрос Дмитрия — 
здесь ли, т. е. на левом берегу Дона, останемся, или же «Дон перевозимся», 
литовские князья отвечали: «Аще хощеши, княже, крепка войска, то повели 
возитися за Дону, то несть ни единого помышляющего вспять, а велици силы ничего 
вешати, яко не в силе бог, но в правде: Ярослав перевозися реку, Святополка 
победи, и прадед твой, князь великый Александр, Ижеру реку перебреде, короля 
победи; тебе же, нарек бога, такоже творити подобает: аще побием, то спасемся, 
аще ли [277] умрем, то вси общую смерть приемем от князя и до простых 
людей»{168}. 
Переправа через Дон имела не только моральное, но и тактическое значение, так 
как определяла способ действий русской рати. На левом берегу реки можно было 
дать только оборонительный бой. Переправившись через Дон, необходимо было 
действовать наступательно, т. е. сохранить инициативу в своих руках. Река в 
тылу русской рати при уничтожении мостов через нее обеспечивала от удара с тыла,
 где могли появиться литовцы и рязанцы, и от глубоких обходов татарской конницы.
 Теоретической основой такого решения могло быть «Поучение» Владимира Мономаха. 
К признанию положительного значения реки, прикрывающей тыл расположения войска, 
западноевропейская теоретическая мысль пришла только в период Тридцатилетней 
войны (XVII в.). 
Выслушав мнения князей и воевод, Дмитрий заявил: «Братиа, лучши есть честна 
смерть злаго живота; лутчи было не ити противу безбожных сил, неже, пришед и 
ничтоже сотворив, возвратитися вспять; прейдем убо ныне в сей день за Дон вси и 
тамо положим главы своя вси за святаа церкви и за провославную веру и за братью 
нашу, за христианство!»{169} Великий московский князь призывал всех мужественно 
сражаться за веру и весь народ русский. 
Было приказано срочно строить мосты для каждого полка (всего имелось пять 
полков) и разведывать («выпытати») броды. В этот же день, т. е. 6 сентября, по 
пяти мостам началась переправа через Дон. В ночь на 7 сентября русская рать 
переправилась через реку и уничтожила мосты, чтобы никто из воинов не думал об 
отступлении. 
Некоторые историки (Голицын, Масловский и другие) считают, что русские войска 
форсировали Дон в ночь с 7 на 8 сентября, что мало вероятно и не соответствует 
изложению этого факта в «Сказании» и в Никоновской летописи. Вряд ли в тумане, 
утром, сразу после переправы можно было выстроить для боя многочисленное войско 
на большом поле. В такой обстановке полки перемешались бы и русская рать не 
сумела бы своевременно изготовиться к бою. 
Данные источников дают возможность составить представление о характере, составе 
и структуре русской рати, переправившейся через Дон. По своему национальному 
характеру это было русское войско, являвшееся ополчением всей Северо-Восточной 
Руси, решавшим общенациональную задачу освобождения от иностранного 150-летнего 
ига. По своему классовому составу это было ополчение из всех слоев населения: 
князей, бояр, духовенства, купцов, ремесленников и холопов. [278] 
Летописец сообщает, что «князь великий же по всем землям посла со смирением и 
умилением, собирал всякиа человеки в воинство»{170}. Этими «всякиа человеки» 
были: Юрка Сапожник, Васюк Сухоборец, Сенька Быков, Гридя Хрулец, которых 
называет летописец в качестве участников боя. О сражавшихся «простых», т. е. 
незнатных людях, источники говорят неоднократно. Отсюда очевиден всенародный 
характер ополчения. 
О структуре русского войска имеются сведения в Никоновской летописи, где