гражданин Лондона и литейщик, согласен отлить и изготовить из превосходной 
латуни изображение вооруженного человека, должным образом украшенное, а именно: 
с мечом и кинжалом, орденом Подвязки, шлемом и гребнем под головой, а у ног 
убитый медведь и грифон. Все должно быть изготовлено из латуни в соответствии с 
образцами». Были ли эти образцы (модели для доспехов, меча, шлема и т. д.) 
поставлены из собственного облачения графа или из запасов оружейных мастеров? 
Если использовались предметы, принадлежавшие графу, вероятно, это были те, 
которыми он пользовался в последние годы своей жизни. Если же их позаимствовали 
у оружейного мастера (а где еще мог раздобыть упомянутые образцы Уильям Остен?),
 не были ли они устаревшими? Ни на один из вопросов невозможно получить точный 
ответ. В рассматриваемом случае создается впечатление, что, каким бы ни был 
источник «образцов», вооружение и доспехи были лучшими и самыми современными, 
доступными около 1450 года. Они в точности соответствуют миланским доспехам, 
относящимся, как известно, именно к этому периоду. Но что можно сказать о 
многочисленных памятниках из алебастра и песчаника, изображающих менее 
значительных людей, простых рыцарей и деревенских сквайров? До нас дошли два 
документа, касающиеся таких надгробий, относящихся к первой половине 
пятнадцатого века, в которых имеется фраза «в соответствии с образцами», дающая 
понять, что исполнители воли покойных ожидали, что на надгробиях будут 
изображены настоящие доспехи и оружие. Однако нет никаких свидетельств того, 
какое именно боевое облачение украшало гробницу: принадлежащее покойному или 
любое другое, бывшее в ходу в то время.

Два упомянутых выше великолепных памятника (их можно сравнивать между собой, но 
никак не с другими) – это воплощение противоположностей. Фигура Черного принца 
дает нам terminus post quem,
[1]
потому что его оружие, совершенно очевидно, относится ко времени его жизни. 
Гробница графа Уорвика дает нам terminus ante quem,
[2]
потому что изображенное на ней оружие является самым распространенным, вошедшим 
в моду в двадцатилетний период после его смерти. Несмотря на великое множество 
надгробных памятников в Европе, мы можем выбрать только некий средний, 
компромиссный, критерий и предположим, что доспехи и оружие, на них 
изображенные, могут относиться к стилям, распространенным как во время жизни 
покойного, лежащего под этим надгробием, так и после его смерти. Установить 
дату мы можем только с точностью до нескольких десятилетий.

Таким образом, пытаясь датировать меч или определенный тип мечей, вероятно, 
наиболее целесообразно обозначить период, когда им могли пользоваться, хотя 
этот период может оказаться слишком продолжительным, и датировка не будет 
точной. В скандинавской литературе существует много упоминаний о мечах, 
использовавшихся несколькими поколениями, или о тех, которыми рыцари 
пользовались всю жизнь и оставляли в наследство потомкам. Так что здесь речь 
может идти о промежутке времени в столетие или даже больше. Свидетельства столь 
же долгой жизни мечей в период позднего Средневековья не столь многочисленны и 
очевидны, но все же их слишком много, чтобы не принимать во внимание. Следует 
поискать компромисс, предложить наиболее вероятные периоды использования мечей 
разных типов и установить с максимальным приближением terminus ante quem. В 
некоторых случаях terminus post quern может иллюстрироваться индивидуальными 
примерами, такими как мечи из гробниц принцев, но проблема датирования оружия 
остается нерешенной.
Существует ряд факторов, которые помогают установить дату рождения оружия, но 
почти все они могут помочь не больше, чем предложить отрезок времени в 
полстолетия. Мода, проявляющаяся в изменении и развитии разных видов эфеса, 
становится более важным фактором в конце периода, однако почти не имеет 
значения в его начале. Разная техника инкрустации и стили надписей на мечах 
бесценны для классификации, но с ними следует обращаться с большой 
осторожностью, когда речь идет о датировке. Наличие идентифицируемых 
геральдических фигур может дать относительно точную дату – в одном хорошо 
известном случае с точностью до двух лет, – но только дату нанесения герба на 
оружие. Из этого ни в коем случае не следует, что дата герба есть дата 
изготовления меча. Речь может идти лишь о времени его приобретения или дарения. 
Еще в меньшей степени эта дата может свидетельствовать о времени прекращения 
использования меча, конечно, если он не найден в гробнице.
Различные ножны обычно считаются достойным доверия фактором для датировки. Это 
действительно так, но только именно для ножен, а не для меча. Ножны менялись 
довольно часто, особенно в Средние века, когда их постоянно носили на открытом 
воздухе, подвергая неблагоприятным атмосферным воздействиям. Они изнашивались 
быстрее, чем мечи. У меча, любимого своим хозяином, было несколько ножен, и 
каждые новые ножны отражали моду того времени, когда были изготовлены. То же 
самое можно сказать и об эфесе. Он должен был периодически меняться, также 
отражая изменения в моде.
Итак, формы мечей можно сгруппировать и классифицировать, но датировать их 
только весьма неточно. Они четко подразделяются на две группы, благодаря 
радикальному изменению формы, вызванному таким же коренным изменением защитных 
доспехов, против которых были направлены. Это изменение произошло примерно 
между 1275 и 1350 годами, то есть в течение переходного периода, продлившегося 
три четверти века, во время которого появились некоторые переходные типы. Можно 
с уверенностью сказать, что меч одного из типов в группе 1 (мечи против