более дюймов в длину. В отрывке из «Саги Егила», повествующей о крупном 
сражении при Брунанбурге, приводится описание одного из типов колющего копья, 
применяемого как тяжелое орудие для пробивания доспехов: «…у него (Торольфа) 
также было в руке копье, наконечник которого имел в длину четыре фута, а острие 
было четырехгранным, нижняя же часть наконечника расширялась, переходя в 
длинное гнездо с толстыми стенками, куда вставлялось древко копья. Древко же не 
превышало в длину человеческой руки, но было очень толстым. В гнезде для 
насадки имелся штифт, а все древко оковано было железом».
Длинные и тяжелые наконечники копий использовались как для нанесения колющих 
ударов, так и для оглушения.
«Торольф, держа копье обеими руками, бросился вперед, разя им направо и налево, 
как дубиной. Воины врага разбегались перед ним, но он многих поверг на землю. 
Так он проложил себе путь к знамени Хринга, и ничто не могло противостоять ему. 
Он сразил воинов, стоявших у знамени, и перерубил древко. Затем он ударил 
копьем в грудь ярла (предводителя), пробив насквозь кольчугу его и грудь, так 
что острие копья вышло между лопаток. Он поднял тело ярла на копье над своей 
головой и воткнул древко копья в землю. Ярл испустил дух на копье, на виду у 
врагов и друзей».
Из всего множества норвежских копий до нашего времени сохранились только 
наконечники, но случайные находки в болотах или могильниках позволяют нам 
восстановить их внешний вид. Известная находка в болоте у селения Вимозе 
содержала свыше тысячи наконечников, но только пять полностью сохранившихся 
копий. Это сохранившееся оружие достигало в длину от 6,5 до 11 футов.
Норвежские луки делались из дерева: из вяза или, намного реже, из тиса — и 
обычно имели длину около пяти футов. Стрелы различались по длине, в зависимости 
от веса и размера лука. Древки стрел, найденных в болоте под Торсбъёргом, 
варьировались по размеру от 26 до 35 дюймов, имея при этом около полудюйма в 
диаметре. Самые длинные предназначались для значительного по размерам лука, 
причем тетива, по всей видимости, оттягивалась до самого уха, как это делали и 
английские лучники более поздних времен.
Норвежцы, ценившие поэзию и искусство стихосложения наравне с воинским 
искусством, дали много поэтических названий своему оружию и защитному 
вооружению. Так, мечи именовались, помимо прочего, «блеск битвы», «волк раны», 
«ненавистник кольчуг», «язык ножен», «огонь щита».
Копья получают в сагах поэтические имена — «трость Одина», «летучая змея», 
«летящий дракон раны». Боевые топоры, многие из которых были ужасным оружием — 
с широким лезвием, великолепно сделанные и украшенные, — превращались в 
поэтических строках в «ведьму шлема», «грозу щитов».

Стрелы именовались «градом битвы», «птицею лука», «летящим древком» и многими 
другими подобными названиями. Свои, порой весьма вычурные, имена имели и щиты: 
«укрытие битвы», «сеть для стрел», «стена битвы», «крыша жилища Одина».
Brynjas
получали такие имена, как «кафтан битвы», «камзол Одина», «волк копий», 
«вязанье войны» и др.

И совершенно естественно, что столь любимые викингами драккары тоже получали в 
сагах поэтические имена: «Олень прибоя», «Морской конь», «Сани морского короля»,
 «Чайка фьорда», «Ворон ветра», «Морская цапля» и др. Само же море именовалось 
как «страна кораблей», «дорога морского короля», «ожерелье суши»; а ветры и 
шторма становились «убийцами кораблей», «волками парусов», «уничтожителями 
лесов» и т. п. Такими аллюзиями пересыпаны тексты саг, создавая специфическую 
смесь поэзии и варварства, в точности соответствуя природе викингов той 
отдаленной эпохи.
Физическая сила и искусство обращения с оружием, естественно, были весьма 
значимым фетишем для скандинавов, как и для всех полуварварских народов. Нет 
ничего удивительного в том, что в цивилизации, где физическая сила в 
большинстве случаев знаменовала собой право и где сила человека и искусство в 
обращении с оружием в значительной степени определяли его положение в обществе, 
воинская подготовка и атлетические упражнения занимали значительную часть 
времени подростка. Скандинавы взрослели очень рано, как и большинство людей тех 
лет. Шестнадцатилетний юноша-уже вполне мог считаться испытанным воином.
Норвежцы, как представляется, обожали соревноваться только ради славы, хотя во 
многих состязаниях и устанавливались определенные награды. Саги буквально 
переполнены различными описаниями (весьма нудными, надо признаться) знаменитых 
прыжков или выстрелов либо повествованиями о необычайных соревнованиях в силе. 
Даже предполагая некоторые преувеличения, нельзя не признать, что они создают 
представление о чрезвычайно мужественном и стойком народе, привыкающем с 
колыбели переносить трудности и постоянно готовом к сражениям. Одновременно 
стремились не пренебрегать разносторонним развитием личности. Хотя человек мог 
оставаться незнакомым с чтением, письмом и счетом (да эти таланты, как правило, 
были ему и не нужны в жизни), хорошо воспитанный норвежец из хорошей семьи 
должен был быть в состоянии подыграть себе на арфе, распевая под ее звуки песню,
 которую он тут же сочинил по тому или иному случаю. Он также должен был знать 
на память длинные отрывки из различных саг, уметь играть в шашки и шахматы, 
загадывать и отгадывать сложные загадки, которые составляли, похоже, любимую 
забаву этого народа.
Бег наперегонки, скалолазание, прыжки, плавание и борьба были чрезвычайно 
популярны. Даже игры с мячом изобиловали такими жестокостями, что могли 
удовлетворить самых кровожадных зрителей. «…Игра была очень жесткая, и к вечеру