Любовь стирает стыд. Там, где есть любовь, нет унижения. Не протестуя, он 
просит у Гениверы прощения, которое она даст ему позднее и одновременно подарит 
себя:


Он поклоняется ей и опускается на колени,
Ибо ни в одну священную реликвию не верит так,
А королева протягивает к нему
Руки и обнимает его,
Крепко прижимает к своей груди,
И увлекает в свою постель,
И оказывает ему самый лучший прием,
Который когда-либо оказывала,
Потому что так ей велели любовь и сердце.


Отметим еще одну деталь: это новый акт идолопоклонства, который показывает нам 
странную смесь религиозного рвения и любовного пыла, порожденную куртуазностью 
XII века.
Покорность любовника не помешает королеве по возвращении в Уэльс устроить новое 
жестокое испытание не для любви, а для самолюбия Ланселота. Хотя он стал 
пленником Мелеаганта и находится под охраной его сенешаля, жена того отпускает 
его под честное слово, чтобы он смог отправиться на турнир, организованный при 
дворе девицами на выданье и дамами, чьи сердца свободны.
Ланселот облачается в алые доспехи и выставляет у дверей свой щит. Герольд 
узнаёт его и разносит весть:


Появился тот, кто победит!


А когда он начинает биться и одерживать победы, все задаются вопросом: «Кто же 
так хорошо сражается?» Тогда королева через одну из своих фрейлин посылает ему 
свою просьбу: драться как трус. Он отвечает ей: «С удовольствием!» – как 
человек, который полностью принадлежит ей.

Здесь голосом писателя вполне реальный и очень влиятельный персонаж, Мария 
Шампанская, если не утверждает, то, по крайней мере, заявляет победу любви над 
рыцарством, женственности над мужеством; победу, доходящую до полного унижения 
и самоуничижения:


Он сделал вид, что боится
Все тех, кто выступает против него.
И все рыцари над ним
Насмехаются и подшучивают,
Хотя мгновением раньше расхваливали его,
И герольд, говоривший:
«Он победит их всех, одного за другим!»,
Подавлен и расстроен,
Потому что слышит шутки и насмешки.
«Помолчи-ка, – говорят ему, —
Дружище! Этот уже не одержит победу.
Тот, кого ты так расхваливал,
Столько бился, что сломался!»
Многие удивляются: «Что тут сказать?
Мгновение назад он был таким доблестным,
А теперь такой трусливый,
Что не решается посмотреть на рыцаря…»
А королева глядит на него
Очень весело и благодарна ему,
Потому что она знает, хоть и молчит,
Что это сам Ланселот.
И так весь день до вечера
Он вел себя трусливо.


Молва окрестила Ланселота трусом. На следующий день, перед трибунами, на 
которых восседало еще больше дам и девиц, а также пленники и крестоносцы, не 
участвовавшие в турнире, королева вновь требует от своего рыцаря драться как 
трус, и снова:


Едва она приказала,
Он отвечает ей: «С удовольствием!»
Но, удовлетворенная этой покорностью,
Она приказывает ему и просит его
Биться как можно лучше.