возле эфеса и отбрасывает ее в сторону. Ногой он подсекает противника под пятки,
 и тот падает наземь. Теперь клеветник на милости победителя, с клинком шпаги 
Шеридана у горла, он молит пощадить его, признается в клевете и берет обратно 
все, написанное им. Получив это признание в письменном виде, Шеридан сразу же 
отправляется в Бат, где распространяет его везде, где только можно.
Теперь все только и говорят, что о Мэттьюсе, о его истинном лице — его честь и 
его храбрость теперь для всех пустое место. Ему приходится вернуться в свое 
уэльское поместье, но и туда дурная слава добралась прежде него самого, так что 
и там все его избегают. В бешенстве от приема, оказанного ему у него же дома, 
капитан возвращается в Бат в надежде вернуть себе, хотя бы частично, доброе имя,
 проведя еще один поединок с Шериданом. Впрочем, друзья последнего отговаривают 
его от дуэли со столь низким теперь человеком. Однако чересчур уж рыцарственный 
ирландец, махнув рукой на все предостережения, принимает вызов. В то время 
бытовала мода, по которой два джентльмена могли выяснить отношения не с помощью 
шпаг или пистолетов, а с помощью и шпаг, и пистолетов; именно о таких условиях 
и договорились Шеридан и Мэттьюс.
Дуэлянты встретились на Кингсдаун. Шеридан — в сопровождении мистера Барнетта, 
а Мэттьюс — капитана Найта, вышли на позиции и обменялись безрезультатными 
выстрелами. Пустые пистолеты отброшены, шпаги обнажены, и дуэлянты сходятся. 
Они обмениваются ударами, некоторые из них явно достигают цели, потому что оба 
дуэлянта ранены. Шеридан снова пытается повторить прием из прошлой дуэли и 
захватить оружие противника левой рукой. Однако в этот раз Мэттьюс не дает ему 
это сделать и переходит в ближний бой. Оба вместе падают наземь, и при падении 
обе шпаги ломаются. На земле продолжается борьба, оба дуэлянта уже серьезно 
травмированы. Наконец, секунданты их растаскивают; Шеридана уводят в дом отца, 
где он проводит несколько недель в постели из-за полученных ран, а Мэттьюса 
забирает секундант, и больше о нем ничего не слышали.



Глава 24
Три знаменитых фехтовальщика

В XVIII веке жили три фехтовальщика, равных которым мир вряд ли знает, — это 
шевалье де Сен-Жорж, шевалье д'Эон де Бомон и, наконец, Генри Анджело. Эти трое,
 при всей искусности в обращении с оружием, крайне редко использовали свои 
навыки в серьезных боях, хотя до нас дошло несколько рассказов об уроках, 
преподанных ими самонадеянным грубиянам. В своей «Истории дуэлей» Миллинген 
упоминает о многочисленных поединках чести, имевшихся на счету как Сен-Жоржа, 
так и д'Эона, но не приводит читателю ни одного такого случая. Уровень этих 
фехтовальщиков был так невероятно высок, что никто не осмеливался бросать им 
вызов, а Генри Анджело, будучи учителем фехтования, не мог сражаться ни с кем, 
кроме коллег по профессии.
Шевалье де Сен-Жорж
Некоторый свет на эту выдающуюся личность проливает Анджело. Он рассказывает 
нам, что «шевалье де Сен-Жорж родился в Гваделупе. Он был сыном месье де Булоня,
 богатого плантатора в этой колонии. Мать его была негритянка, известная под 
прозвищем Прекрасная Нанон. Ее считали самой красивой женщиной, какую 
когда-либо рождала Африка. Шевалье, таким образом, соединил красоту матери и 
силу и твердость отца. Живость и энергия мальчика очень радовали месье де 
Булоня; он часто говорил со смехом, что собирался породить человека, а породил 
воробья. Однако из этого воробья вырос орел. Ни в ком больше не было такого 
сочетания гибкости и силы. Во всех физических упражнениях ему сопутствовал 
успех.
Он прекрасно плавал и катался на коньках, часто переплывал Сену с одной рукой и 
превосходил всех в подвижности зимой на ее льду. Он был прекрасный всадник и 
стрелок и редко когда промахивался, стреляя из пистолета. Его музыкальные 
способности были всем известны, но подлинным его искусством, в котором он 
поистине превзошел как современников, так и предшественников, было фехтование. 
Ни один учитель или любитель этого искусства никогда не демонстрировал такой 
точности, силы, таких длинных выпадов, и такой скорости движений. Его атаки 
представляли собой непрерывные уколы в цель; его защита была столь точна, что 
никому не удавалось и притронуться к нему. Он был просто духом фехтования.
Сен-Жоржу не исполнилось и двадцати одного года, когда отец послал его в Руан, 
чтобы сразиться там с месье Пикардом, местным мастером фехтования, пообещав в 
случае победы подарить ему по возвращении лошадь и кабриолет. Этот Пикард 
служил когда-то в армии и частенько выступал с речами о ненужности науки. 
Сен-Жоржа он называл «бесьерским мулатом» и заявлял, что быстро с ним 
разделается. Однако он ошибся, потому что как раз ученик ле Бесьера разделался 
с ним самим очень быстро.
Различные таланты Сен-Жоржа были подобны золотой жиле. Будь он в довершение 
всех своих доблестей еще и хоть немного расчетлив, сколотил бы большое 
состояние. Но в денежных вопросах он вел себя весьма безрассудно, не 
пренебрегая ни одним из развлечений, делавших тогдашний Париж столь 
притягательным местом, стараясь ничего не упустить.
К этому, — добавляет Анджело, — я могу добавить лишь несколько замечаний, 
поскольку лично знал этого выдающегося человека.
Обучаясь в Париже у месье Мотте и месье Донардью, я часто ходил пофехтовать с 
Сен-Жоржем. Нас с ним познакомили благодаря тому, что его хорошо знал мой отец, 
который поддерживал с ним переписку, желая привлечь его внимание к моему