предметом обсуждений всего Парижа. Слухи дошли, наконец, до самого месье Тике. 
Ошеломленный старик, который до того момента ничего не замечал, пришел в ярость 
и принялся за выдворение Монжоржа из дому и, более того, за прекращение приемов 
у своей жены вообще, что, понятно, не способствовало улучшению домашней 
обстановки, так что Анжелика решила во что бы то ни стало избавиться от этого 
ярма на своей шее. Это было, в принципе, реально, учитывая размер приданого, 
которое она принесла в семью. В лице брата и тети, подтолкнувших ее в свое 
время к этому браку, она обрела на этот раз помощников, и их совместными 
усилиями на несчастного обрушился сонм кредиторов, юристы которых возбуждали 
против него одно дело за другим, и ему ничего не оставалось, кроме как продать 
свой дом, а жена воспользовалась этим обстоятельством, чтобы подать на раздел 
имущества. Старый Тике тем временем тоже не сидел сложа руки. Он пожаловался на 
интриги жены всем своим друзьям и коллегам, завоевал их на свою сторону и в 
итоге получил против нее lettre de cachet
[44]
. Ощутив себя теперь хозяином положения, он стал обращаться с женою еще жестче, 
чем прежде, призывая ее быть в будущем более покорной, если она не хочет 
расстаться со своей свободой, и уж во всяком случае забыть о своем возлюбленном 
капитане. Дама устроила истерику, обвинив его, помимо прочего, в том, что он 
подкупил слуг, чтобы те шпионили за ней. Зажатый в угол Тике стал трясти у нее 
перед носом королевским указом и пообещал пустить его в ход, но Анжелика, как 
разъяренная кошка, прыгнула на него, выхватила документ из рук и бросила в 
огонь.

Потрясенный и посрамленный старик в бешенстве сотрясал воздух ругательствами, а 
впоследствии обошел много влиятельных людей в попытках получить еще один указ, 
но везде наталкивался или на вежливый отказ, или на неприкрытое злорадство. 
Вскоре над ним смеялся уже весь Париж, и уж точно — весь двор, а в довершение 
всех бед жене удалось-таки добиться раздела имущества, хоть они и продолжали 
пока жить в одном доме. Ей бы на этом и успокоиться, но, к несчастью, победа 
только разожгла ее аппетит, и она решила избавиться также и от самого Тике, 
заменив его столь привлекательным капитаном, с которым продолжала все это время 
тайно встречаться. Дождавшись, когда однажды старик занемог и не выходил из 
комнаты, она собственными руками сварила ему супчик, добавив в него какие-то 
травки посильнее обычных приправ, и приказала слуге отнести этот суп хозяину. 
Лакей догадался, что дело тут нечисто, нарочно споткнулся о ковер и упал, 
разбив супницу и расплескав все содержимое. Он тут же поднялся, рассыпался в 
извинениях, собрал все осколки и покинул комнату, но хозяину так ничего о своих 
подозрениях и не сказал, так что старый Тике не узнал, что был на волосок от 
гибели.
Тогда мадам Анжелика стала искать другие способы воплотить свой злой замысел. 
Ей удалось привлечь на свою сторону привратника и еще несколько десятков слуг, 
и однажды вечером с их участием она устроила засаду на узкой тропинке, по 
которой Тике возвращался домой, но в последний момент испугалась, все отменила 
и разослала несостоявшихся убийц по домам, не забыв приплатить им за молчание. 
Ничего обо всем этом не зная, старый Тике становился тем не менее все 
подозрительнее. Решив, и не без основания, что привратник ему неверен, старик 
отослал его и стал следить за воротами самостоятельно, в связи с чем друзьям 
жены во входе практически всегда отказывалось. Это довело даму до белого 
каления, и однажды вечером, когда Тике возвращался домой от друга, в него в 
упор всадили с полдюжины пуль. К счастью, ни одна из ран не оказалась 
смертельной; быстро подбежавшие люди подняли его и хотели отнести домой, но он 
резко воспротивился этому и заставил их нести его обратно к другу, от которого 
вышел. Вечер был темный, нападение — внезапным, и узнать никого из нападавших 
Тике не удалось, но его отказ переместиться домой, под нежную заботу жены и 
детей, был воспринят общественностью с недоумением и послужил поводом для 
оживленного обсуждения взаимоотношений между ним и женой. Подлило масла в огонь 
и известие о том, что мадам Тике примчалась в дом, где находился ее супруг, 
сразу же, как узнала о случившемся, но ее не впустили. После того как хирург 
перевязал жертве покушения раны, к подстреленному явился полицейский судья, 
взявшийся за расследование этого дела. Но на все вопросы о том, каковы могли бы 
быть причины нападения, старик неизменно отвечал, что во всем мире нет и не 
может быть у него врагов, кроме жены. Это звучало зловеще, и многие друзья 
советовали даме бежать, пока не поздно, но та была слишком уверена в том, что 
свидетелей нападения не было, а кроме того, будучи по характеру человеком 
легковерным, она побывала у хироманта или еще у какого-то чернокнижника, 
который нагадал ей, что совсем скоро она достигнет такого положения, когда ни 
один враг не сможет причинить ей вреда. В общем-то, конечно, так оно и вышло, 
но совсем не таким образом, каким она ожидала.
Нападение на месье Тике в сочетании с его обвинениями закономерно привело к 
расследованию, мадам Тике была арестована и заключена в тюрьму Гран-Шателе. 
Начался суд, но никаких улик против нее не было, пока не появился один не в 
меру услужливый тип из числа нанятых для первого — отмененного, как мы помним,
 — покушения, который встал и добровольно заявил о том, что через привратника 
получал от этой дамы деньги как аванс за убийство ее мужа. Оба — и доносчик, и 
привратник — тут же были арестованы, последовало несколько очных ставок с дамой,
 но, хотя в процессе и всплыло с дюжину имен участников первого заговора, ни 
одного из убийц, действовавших во второй раз, выявить не удалось. Что ж, бедную 
женщину осудили за первое, несостоявшееся покушение и приговорили к 
обезглавливанию на Гревской площади, привратника — к повешению, а доносчика — к