Тот, кто убивает другого, являет собой умаление образа Всемогущего, лишает его 
облика, уничтожает его труд и умаляет воздаваемые ему почести. Убийство было 
первым запрещенным насилием, когда Ною были даны семь заповедей вместе со 
строгим требованием дословно передать их потомкам патриарха; запреты часто 
повторялись, и все действия, которые вели к нарушению их, объявлялись 
преступлениями, подлежащими наказанию по Моисееву закону. Убийство – это предел 
святотатства, ибо человек представляет собой храм Божий. Оно называется 
вопиющим грехом, потому что вопиет к Небу о воздаянии. Случались странные и 
чудесные явления крови, что свидетельствовало: «Убийство, хотя и не имеет языка,
 заговорит самым сверхъестественным органом».
Убийца не сможет возместить свой грех никакими жертвами; не будет ни укрытия, 
ни места, куда бы мог скрыться убийца. Даже у Моисея или Иеговы нет власти 
простить его, или избавить от части предписанного наказания, или какой-то 
жертвой возместить жизнь убийцы. «И не берите выкупа за душу убийцы, который 
повинен смерти, но его должно предать смерти» (Числа, 35: 31). Если даже 
городские власти откажутся выносить наказание, говорится, что «земля не иначе 
очищается от пролитой на ней крови, как кровью пролившего ее». Когда кого-то 
убивают, город должен провести торжественное очищение. Никакое убийство не 
имеет оправдания, кроме, во-первых, по приговору суда после беспристрастного 
процесса, во-вторых, на войне и, в-третьих, во время неизбежной самозащиты. Во 
времена Давида три голодных года стали наказанием за кровь Гедеона, которую его 
предшественник Саул неправедно пролил, и кара не была отменена, пока семь 
отпрысков Саула не были казнены (повешены).
Давиду было запрещено строить Иерусалимский храм, потому что на нем была кровь, 
и Иаков проклял жестокость и гнев своих сыновей, Леви и Симеона, потому что, 
разгневавшись, они убили человека.
Философ говорит: «Если кто-то выходит против другого с мечом в руках, 
намереваясь убить его, то он повинен в убийстве, пусть даже не преуспел в своем 
намерении; он не достоин прощения, пусть даже его попытка была пресечена, и 
должен понести такое же наказание. Если же кто-то осмеливается на открытое 
нападение и ждет в засаде, чтобы коварно причинить смерть другому человеку, он 
гнусный бандит с грязными мозгами. Если мы считаем врагами не только тех, чьи 
армии воюют против нас на суше, а флоты на море, но и тех, кто лишь готовится к 
нападению, и тех, кто подводит свои осадные машины к нашим стенам и воротам, 
пусть даже нападения пока не происходит, то не только они должны считаться 
доподлинными убийцами, но и те, кто втайне или открыто делает все, чтобы лишить 
жизни другого человека, даже если их попытка не увенчалась успехом».
Если я дерусь на дуэли, то тем самым нарушаю завет, который был дан мне при 
крещении, – что я должен отвергать дьявола и его искушения, а также пышность и 
тщеславие порочного мира; тем самым я оскорбляю Священное Писание, которое 
запрещает месть и строго предписывает прощать оскорбления и снисходительно 
относиться к порочным действиям; оно говорит, что такие действия имеют истоком 
наши недостойные страсти и что дьявол с самого начала был убийцей, я же не 
должен давать место гневу и обязан жить в мире со всеми.
Каждый аргумент против войны или самоубийства может быть применим к 
преступлению дуэли; а что, если я, не в силах противостоять этому порочному 
обычаю, неумышленно причиню вред моему противнику, моим друзьям, своему телу и 
своей душе, а также своей стране, ее морали, ее религии и ее Господу? Прости, 
милость Господня! Прости, любовь к стране! Прости, человечность! Подлинная 
честь заключается скорее в противостоянии этой порочной практике, а не в 
убийстве сотни противников во многих боях, и пока я придерживаюсь этого мудрого 
и благочестивого мнения, то бесстрашно следую примеру отважных Тюренна и 
Гардинера. Я буду сознательно избегать общества тех, кому свойственны 
оскорбительный язык и поведение, и приложу все способности, чтобы добиться 
создания суда чести и антидуэльного общества, подобного тому, которое уже 
существует в Нью-Йорке.

Джозеф Гамильтон


Аннадейл-коттедж,


близ Дублина




СОПРОВОДИТЕЛЬНАЯ ЗАПИСКА СУДА ЧЕСТИ



Но они идут против закона.

Если вы согласитесь с прилагаемым извлечением из дублинского «Фрименз джорнал», 
я буду считать себя обязанным вашему добровольному сотрудничеству в деле 
изучения этой темы вместе с благородными людьми, офицерами и другими, которые 
испытывают неприязнь не столько к принципу, сколько к порочному обычаю дуэли.
Есть много уважаемых людей, которые вместе с Лаэртом могут сказать, что не 
хотят, дабы их имя было обагрено кровью.